Константин Сергиенко - Фарфоровая голова

Понимая, что, дожидаясь милостей от природы, можно запросто впасть в немилость, опытный кукаретник снова вздохнул.

— Иди, — коротко приказал Драгосмыслов.

Оставшись один, профессор принялся расхаживать по кабинету. Иногда он останавливался и восклицал:

— Всего полквартона! Нет, надо взять на себя…

Но брать на себя не хотелось, и Драгосмыслов высказывал новую мысль:

— Уговорить, уломать, поставить перед упрямым фактом! Довести этот треклятый гужок!

Гужок, что за странное слово, что за таинственный механизм? Пора, наконец, задуматься, вникнуть и покумекать. Бесполезно искать в словарях и тяжёлых справочниках. Но если заглянуть в обширный и совершенно секретный труд профессора Драгосмыслова, то на странице тысяча триста первой можно найти кое-какие сведения о гужке: «Гужок обладает колёсиком и двумя рожками. В случае отсутствия одного рожка в колёсико добавляют пупырыш, настроенный на кукаретные гущи. Блестящий ободок пупырыша обладает способностью вытянуть из кукаретной гущи так называемый хвостик, что и позволяет гужку втянуть всё кукаретное тулово. Остальное не представляет трудности для опытного кукаретника. Если на тулове имеется бантик, значит, кукаретная весь сохранила свой коблик, если же бантик растрыскан, снова гужуйте гужок, чтобы гуж достиг нужных квартонов».

Что ж, как говорится, и ежу понятно. А если кому-то не очень, отчаиваться не стоит. Мало ли на свете непонятных вещей!

Ночью зазвонил телефон. Ледогоров схватил трубку.

— Это ты, лейтенант? — сказал хриплый голос.

— Я, — с удивлением ответствовал Ледогоров.

— Слышь, брось это всё, — сказал хриплый. — И начальству скажи. Не лезьте куда не надо.

— Кто это говорит? — спросил Ледогоров.

— Голос! — Хриплый захохотал. — Бери завтра отпуск, к морю кати, не мешай хорошему делу.

— Какому делу? — спросил Ледогоров, стараясь продлить разговор.

— Сказал, хорошему. Тебе не понять, не тому учили. Так и передай, голос предупредил, повторять не будет.

Раздались короткие гудки. Ледогоров положил трубку на стол и быстро оделся. Уж он-то знал, как выяснить, откуда звонили.

Ледогоров выбежал к автомату и набрал нужный номер. Не спят серьёзные люди! Через минуту-другую Ледогорову продиктовали цифры. Каково же было его удивление, когда они сложились в номер собственного телефона.

— Выходит, я сам себе позвонил?! — с возмущением выкрикнул Ледогоров. Но на том конце провода ничем помочь не могли и подтвердили, что неизвестный звонил Ледогорову с его же собственного аппарата.

В полном недоумении вернулся домой лейтенант. «Свистулька, что ли, это со мной говорит?» — подумал он. Взял с полки птичку-свистульку и дунул в неё что было сил. «Не то!» — взвизгнула птичка.

Утром кандидат наук Илья Ларионович Звонарёв извлёк из письменного ящика обыкновенный конверт. Однако письмо в нём было не очень обыкновенное. В письме говорилось:

Товарищ Звонарёв!

Группа сотрудников узнала, что вы не хотите работать. Вы отказались довести гужок к круглой куте. Что же вы делаете, товарищ! Раз уж взялись за гуж, гужайте как надо. Иначе урга капрудников докушает вашу кашу.

«Что за чушь? — подумал Илья Ларионович Звонарёв. — С другой стороны, откуда им известны секретнейшие дела отдела?»

Вернувшись с работы, усталый учёный получил новый конверт с совсем короткой запиской:

Звонарёв! Не дашь полквартона, получишь уб.

«Что такое «уб»? — соображал кандидат наук. — Убыток? Или тут открыто намекается на убийство?»

Во всяком случае, о неуместных шутках следовало поставить в известность профессора Драгосмыслова.

— Я вовсе не удивлён, — печально сказал Драгосмыслов. — Как будто не знаешь Стократьева, Дулиса и эту толстушку Творожную. Они надо всем смеются. Не верят, не верят! Завистники. А кроме того, их круглики под угрозой. Ведь если отдел не успеет к дате, у нас отнимут белый флажок.

— Печально, печально, — пробормотал Звонарёв.

— Не бойся Дулиса, бойся Творожную. За белый флажок она может пойти на куртаж.