Янина Броневская: Приключения тряпичной Бальбиси

— Да, да, дорогие мои, такова сплетня: что утром воробышком вылетит, то к вечеру волом возвратится, — сказала под конец бабуся и пошлёпала к себе на чердак, чтобы наконец спокойно съесть свою свеколку с солониной.

А бабусина Забота, весёлая, как никогда в жизни, уже не шлёпала за ней, а перескакивала через три ступеньки и кричала:

— И на работу похоже, но ног не ломит и в плечах не покалывает! Мели себе языком, а какие чудесные истории из этого получаются! Хорошая вещь — сплетни!

— А заработала бы ты этак на такую вкусную свеколку с солониной? — ответила бабуся очень недовольно.

Может, ей жаль было потерянного на улице времени?

Запыхавшийся пёс летел вдоль городских изгородей. Потом он понемногу убавил шаг и стал собираться со своими собачьими мыслями. Вскоре и страх его прошёл. Наконец Пшёлвон совсем остановился. Выпустил Бальбисю из зубастой пасти. Потянул носом раз, другой. Вытаращил глаза и, хоть был он пёс, однако уставился на свою добычу, как баран на новые ворота. Вывалил красный язык и пыхтит, никак отдышаться не может.

— Уфф! Да что это! Ни лиса, ни колбаса. (Псы ведь вечно путают человеческие пословицы.) Красное-то оно красное, но грудинкой и не пахнет. По всей видимости, это человек, потому что с косами, каких постеснялся бы самый завалящий пёс. Платьице с оборочками… И совсем не глупые (хотя куда им до моих!) глаза… — уже вслух рассуждает пёс-приблуда, пёс-бродяга, пёс-горемыка, который не отзывается ни на кличку «Азор», ни на кличку «Букет».

— Нет уж, это вы позвольте! — обиделась Бальбися, потому что и её страх к тому времени рассеялся. — Вы только, пожалуйста, не сравнивайте свои выпученные глазищи с моими глазками-бусинками. Вежливость прежде всего!

Потом она расправила тряпичными ручками складки шёлковой красной юбочки, посмотрелась в лужу (что это была бы за окраина без лужи посреди улицы!), пригладила чёрные шёлковые косы и, улыбнувшись своему отражению, довольная собой, снова обратилась к вежливенько присевшему рядом псу:

— Ну что ж, совсем неплохо! После такого путешествия можно было бы выглядеть значительно хуже. Не каждому удалось бы промчаться через весь город в зубастой собачьей пасти и потом быть таким свеженьким. Сразу чувствуется рука бабуси Латковской.

— Так панночка от бабуси Латковской? Как же, знаю, знаю! Все собаки её знают: очень благорасположенная к нашему собачьему роду особа. Хоть корочкой хлеба, но обязательно угостит. Такое уж у этой почтенной особы мягкое сердце.

И тут пёс так расчувствовался, что даже вздохнул от всей своей собачьей души. Задрал голову кверху и завыл так, как по ночам все его братья воют на луну. И вдруг наверху, на заборе, рядом с сушившимся там молочным бидоном, появился кот. Огромный серый котище.

— Мрау… мрау!.. — промяукал он грозно. — Что вы здесь делаете, у моего забора? Ах вы, бродяги! Ах, бездельники! Хотите познакомиться с моими когтями?

Тряпичная Бальбися даже побледнела под своим свекольным румянцем. Пёс прекратил вой, шерсть у него на загривке стала дыбом.

— Ррр… Гав… Что ты сказал, крысолов? Что ты сказал об этой красивой панночке?

И одним махом подскочил до самой верхушки забора. Молочный бидон, задребезжав, слетел вниз и шлёпнулся вместе с котом в самую середину лужи. Кот фыркнул, потому что, как все коты, не признавал никакого купанья, кроме умыванья собственной слюной. Он выгнул спину дугой и — бац, бац! — лапой пса по морде. Завязалась драка, да такая, что только пыль стояла столбом. А из этого столба доносились собачье ворчанье, кошачье мяуканье, шум и гам. Наконец, задрав хвост трубой, кот понёсся в поле. А вслед за ним, щёлкая своими сверкающими острыми зубами, мчался пёс.

Кукла сидела, прижав тряпичные ручки к сильно бьющемуся тряпичному сердечку.

— Ах, какое ужасное приключение! Ну до чего же он отважный, этот пёс! До чего благородный! Ах, хотя бы он поскорее вернулся! С ним — хоть на край света! С таким защитником не пропадёшь!