Сельма Лагерлёф: Перстень рыбака

Мигом схватил он крупный золотой цехин, который носил в поясе, и бросил на блюдо с такой силой, что все, кто были в церкви, услыхали звон монеты. Молящиеся вздрогнули и повернули голову. Они увидели лицо Чекко, и ужас охватил их. Казалось, будто в него вселились демоны.

Чекко быстро вышел из церкви, и поначалу ему вроде бы стало легче, оттого что он отплатил святому. Чекко обошелся с ним, как с ростовщиком, который хотел взять с него больше положенного.

«На, подавись!» — говорят ему и в лицо швыряют последний золотой, да так, что кровь заливает ростовщику глаза. Но тот не отвечает ударом на удар, а лишь нагибается, чтобы подобрать монету. Так же поступил и Святой Марк.

Он схватил цехин рыбака, хотя перед тем лишил его сыновей. Он принял дар, брошенный ему с ненавистью. Стерпел бы такое человек порядочный? Что за ничтожество этот Святой Марк — трусливый, мстительный!

Но самому Чекко Святой Марк и не думал мстить. Видно, рад был и благодарил за то, что получил монету. Он взял ее, притворившись, что дар преподнесен ему благочестиво.

Стоя на паперти собора, Чекко увидел, как два церковных служителя торопливо прошли мимо него.

— Вода все прибывает и прибывает, вот напасть! — сказал один из них.

— Что случилось? — спросил Чекко.

— Вода в склепе. Она поднялась на фут за последние минуты.

Когда Чекко спустился с лестницы, он заметил небольшую лужицу на площади у нижней ступени. Это была морская вода, долетевшая сюда в виде брызг от самой пристани возле Пьяцетты.

Чекко удивился, что вода в лагуне поднялась так высоко, и поспешил к берегу, где у него оставалась лодка. Все выглядело так же, как и до его ухода, лишь море резко надвинулось на берег. Вода перехлестывала широким потоком целых пять пристаней, хотя сильного ветра не было. На набережной образовались лужи с морской водою, каналы набухли, так что приходилось закрывать дверцы лодочных сараев. Небо, как и море, было сплошь серым.

У Чекко даже в мыслях не было, что может разразиться страшная буря. Ни о чем подобном ему и думать не хотелось. Святой Марк позволил его сыновьям беспричинно погибнуть, ведь, собственно говоря, шторма-то и не было. Но Чекко решил посмотреть, что будет дальше. Он сел возле лодки и стал ждать.

Но тут сплошной облачный покров, затянувший небо, расступился и появились черные, как вражеские галеры, грозовые тучи, из которых на город хлынул дождь с градом.

Чекко почудилось, будто море стало совсем другим, не таким, к какому он привык, будто новое море неслось со стороны острова Лидо. Боже ты мой! То не были белошеие волны-лебеди, которые, разгуливая по морю со склоненными нежными шейками, спешили к берегу. Когда же их немилосердно отбрасывало назад, они снова плыли в своем пенном оперении… Теперь это были мрачные валы, яростно гонявшиеся друг за другом, и горько-соленая накипь на их гребнях перемешивалась с туманом.

Ветер стал таким резким, что чайки не могли, как прежде, парить над морем и кричали, когда ветер разбрасывал их в разные стороны. Вскоре Чекко увидел, как они устремились в открытое море, чтобы ветер не закружил их и не бросил об стены домов. Сотни голубей с площади Сан-Марко взмыли в воздух. От хлопанья их крыльев гул стоял такой, словно налетел новый порыв бури, а сами голуби прятались в выбоинах и нишах на кровле собора.

Но не только птицы испугались непогоды. Несколько гондол сорвало с привязи и бросило о берег так, что их чуть в щепки не разнесло. К берегу побежали гондольеры, желая укрыть свои гондолы в сараи или отогнать их в небольшие каналы. Моряки на кораблях мучились с якорными цепями, закрепляя ими суда, чтобы их не снесло на берег. Матросы снимали белье, сушившееся на перекладинах мачт, натягивали поглубже на лоб шапочки с помпонами и оглядывались вокруг, собирая с палубы последние грузы, которые необходимо было спрятать в трюме. По каналу Гранде стремительно плыла рыбачья флотилия. Рыбаки с Лидо и Маламокко, торговавшие у причалов Риальто, торопились добраться до дому, пока шторм не разыгрался в полную силу.

Чекко захохотал, увидя, как рыбаки, сгибаясь над веслами, гребут так, словно удирают от смерти. «Разве они не видят, что это лишь порыв ветра? — рассуждал он сам с собой. — Оставались бы лучше на рынке и продавали бы венецианкам камбалу и крабов».

Чекко, разумеется, не стал загонять свою лодку в сарай, хотя ветер разыгрался не на шутку и простому смертному следовало бы поостеречься. Волны срывали мостки, на которых стирали белье, и бросали их на берег, а прачки вскрикивали и в испуге разбегались по домам. У гулявших господ ветер сдувал широкополые шляпы и швырял их в каналы, откуда уличные мальчишки вылавливали их с большой радостью. Срывало и паруса с мачт, и, сорванные, они громко хлопали на ветру. Детей валило с ног, а белье, висевшее на веревках в узких переулочках, уносил ветер и, уже все изодранное, бросал где-то далеко на землю.