Георгий Полонский - Не покидай

Все помолчали, словно обезоруженные.

- А вы заметили - чем-то пахнет? - спросила Альбина у всех сразу. - Горьковатый такой аромат… освежающий…

- Я решила - это твои духи, - отозвалась королева. - Нет? Крадус, а ты чувствуешь?

- Что-то есть, да… Но дух свежего навоза я больше уважаю, ароматные вы мои. Не взыщите.

И опять Пенапью выступил:

- Да! Еще одно открытие, я и забыл сказать: теперь я знаю, господа, кто сочинитель тех песенок, которыми у нас молодежь увлекается! По глупости нашей они считались нарушением общественного спокойствия, эти песенки… Но теперь они будут вкладом в пенагоно-абидонскую дружбу! Потому что писал их Ваш воспитанник, королева!

- Племянник мой, - неожиданно уточнила королева Флора. - Родной племянник.

- Как это? - не поняла Альбина. - Ты что говоришь, мама?

- Этак, пожалуй, ты ляпнешь сейчас, - сказал в виде шутки король, - что Патрик - сын покойной сестрицы твоей? И короля Анри? В общем-то оно так и есть, но…

Тут он булькнул горлом, подавился своими словами, вид у него был оторопелый, взгляд - блуждающий… Если это шутка, то - дикая…

Принц Пенапью частично оказался в курсе дела:

- Анри Второго вы имеете в виду? О, я знаю - это жуткая страница вашей истории…

…Как-то не замечено было, что исчез сам Патрик: он спохватился, что виноват перед Марселлой, которая плакала от счастья за него - уже во время исполнения песенки. Перед ней и мы виноваты: не упомянули тихое ее появление. Теперь Патрик, говоря с ней наверху, не услышал сенсационных откровений, близко и грозно касающихся его… С галереи он смущенно обратился ко всем:

- Господа, прошу извинить меня: я немного устал… и что-то сердце - то зачастит, то замедлит… Глупо, правда же, - заиметь голос, чтобы истратить его на последнюю беседу с врачом и священником? Я еще вернусь, господа…

Он всех обласкал счастливым взглядом, и они с Марселлой ушли (она, как могла, поддерживала его, вдруг обессилевшего…)

- И опять с ней, с этой служанкой! - сочла необходимым отметить принцесса Альбина. - Но это пустяки сейчас… Нет, родители, что вы наговорили тут: Патрик - королевский сын? Сын тети Эммы и Анри Второго? Но вы же говорили всю жизнь, что он - приемыш, без роду, без племени?!

- Да потому, - всхлипнула ее мать, - что ваш Канцлер мерзкий стращал меня целых 16 лет! Да разве меня одну? А скольких со свету сжил, чтобы не проболтались?

А король не понимал, что происходит:

- А что это тебя прорвало сегодня-то?! О, Господи… Понимаешь, дочь - ни одна душа не должна была видеть в мальчишке наследника престола… Почему "была"? И сейчас не должна! Сейчас - особенно! Поскольку парень разговорился вдруг!

В эту минуту вошли Канцлер и Оттилия. Было заметно, что, несмотря на ее помощь, переодевался он в большой спешке: перекошен галстук, углы стоячего воротничка не совсем симметричны… С ним не случалось такого прежде, и весь вечер это будет его раздражать. Но если бы, если бы только это…

Он извинился за свое "запоздалое и, может быть, не всем угодное вторжение" - так и сказал. Подошел затем к Пенапью и объяснил, что не был ему представлен из-за мучительного своего насморка. И сразу было представлено непрошеное доказательство: нос покраснел, лицо скривилось, пришлось поспешно извлечь платок, оказавшийся большим, как полотенце…

- Наш Канцлер, принц, - представил Крадус страдальца. - Тот самый. Зовут - граф Давиль. А насморк его как зовут? Алкоголический?

- Нет же! - чуть не вскричала Оттилия (как выражаются в наше время, король ее достал ). - Аллергический!

- Будьте здоровы, господин Канцлер, - пожелал Пенапью, когда после долгих приготовлений раздался слабенький чих, можно даже сказать, кошачий… - Очень жалко, что вы не знаете тех поразительных вещей, которые происходят в этих стенах… Вот я, прямо говорю, - потрясен…

- Я в курсе, - отвечал Канцлер. - Прежде всего, не будем задерживать музыкантов… пока. Чем меньше "потрясенных", тем лучше. Господа, музыка более не понадобится, до свидания!

…И все молчали, дожидаясь, пока уйдет последний из музыкантов. Мало вообще-то хорошего в прощании с музыкой…

"Человек номер два" приступил к расследованию:

- …Итак, с чего же вдруг сделался красноречив немой воспитанник королевы?

- Испугались? - спросила Флора. - Напрасно: он еще пока тетей меня не называл, о правах на престол не заговаривал…

- И не выспрашивал, слава Богу, как его папу с мамой укокошили… - добавил Крадус.

Канцлер был и в ярости, и сбит с толку. Человек всегда бывает смешноват, если гневается, а источника своего негодования ясно не видит, не может найти: