— Нет, Силян, — старик отвечает, — там, в Болгарии, сейчас зима, а мы, аисты, птицы зябкие. Одному тебе не долететь. Не на езжены в море дороги, да и в небе путь не проложен. Придёт пора, всей стаей снимемся, и ты с нами.
Остался Силян жить в аистином селе. Кому что в хозяйстве помочь — он первый. Сено копнил, хлеб убирал. Будто подменили Силяна, совсем другой человек, сам себя не узнаёт.
Так и шло время — днём в работе, ночью в тоске.
Вдруг забеспокоились люди-аисты. В небо глядят, глаза у всех тревожные, любое дело из рук у них валится. А в одно утро, на ранней заре, крик раздался:
— Пора в дорогу! Пора!
У Силяна взыграло радостью сердце, и тотчас же его словно ледяной рукой сдавило. Бросился он к старому деду, со слезами заговорил:
— Скажи, дед, что мне делать? Как в аиста превратиться — ты меня научил, а как человеком в родном селе остаться — не ведаю. Не присоветуешь ли какого средства?
— А ты вот что, Силян, — отвечает дед, — возьми кувшинчик, набери в него воды из человечьего ручья да повесь на шею. Прилетишь домой, сбрызнешься той водой, сам собой станешь. На тебе ведь нет заклятья на веки веков нерушимого.
Три дня и три ночи летели аисты над морем. Силян-аист еле крыльями машет, ниже всех летит. Совсем из сил выбился, вот-вот отстанет. Да тут как раз твёрдая земля показалась. Отдохнули аисты на крутом берегу, дальше полетели.
А как завиднелось вдали родное село — откуда только силы взялись! — вырвался Силян-аист вперёд, всё от радости позабыл, ринулся стремглав к отчему двору. Да не уберёгся: глиняный его кувшинчик ударился о камень и разбился. Вся человечья вода в землю впиталась. Заплакал бы Силян, да аисты плакать не умеют. Взмахнул бедняга усталыми крыльями, поднялся на крышу родимого дома, а там в гнезде уже сидит старый аист, тот, что на острове самым старым дедом был.
Застучал аист клювом, как солдат палочками по барабану. Силян всё понял:
— Моё это гнездо, спокон веку тут селюсь. А ты, Силян, вон на сарае пристройся. Твой отец Божин и туда колесо от разбитой телеги приладил.
Свил себе гнездо на том колесе Силян-аист, стал в нём на длинных ногах, во двор смотрит. Видит — мать корову доит, молодая жена Неда овец в хлев загоняет, сестра Босилка разжигает в очаге огонь — ужин готовит. А сыночек Велка между всеми вертится, светлая его головёнка то тут, то там мелькает.
Захотелось Силяну сына получше разглядеть, слетел он с гнезда во двор. А Велка его за хвост схватил, весело закричал:
— Смотрите, смотрите, я аиста поймал! Посажу его на верёвку, буду с ним играть, за собой водить.
Тут как раз отец Силяна, Божин, с поля вернулся. Услышал, что Велка кричит, и сказал:
— Отпусти аиста, внучек. Аист птица добрая, никому зла не делает.
Велка послушался деда.
Стал Силян-аист жить и при доме и не дома, со своими и не свой.
Вот раз пошёл Божин поле пахать и внучка с собой взял, волов погонять, приучать к работе. Снялся Силян-аист с крыши и за ними полетел. Опустился поближе к сынишке, ходит по борозде.
Велка увидел, закричал:
— Дедушка, дедушка, это наш аист! Я признал его.
— Пусть себе ходит, внучек. Он нам не помеха.
Начали пахать. Велка не столько волов погоняет, сколько на аиста оглядывается, волов с ровного шага сбивает, борозда криво идёт. Дед рассердился, хотел аиста отогнать, швырнул в его сторону комом земли, да на беду попал, ногу ему перешиб.
Аист улетел в гнездо, больную ногу поджал, скрипит клювом от боли.
Вечером собралась семья во дворе у летнего очага за ужином. Велка говорит матери:
— Мама, нынче наш аист прилетел на пашню, а дедушка ему комом земли ногу перешиб.
Дед сказал:
— Да, неладно вышло. А всё Велка виноват. Зачем на птицу оглядывался, про волов забыл. Я на мальчишку рассердился, хотел аиста отогнать.
Тут Велка опять голос подал:
— На меня рассердился, меня бы и бил!..
Силян-аист с крыши всё видит, слышит. И горько ему и радостно, даже нога меньше болеть стала.
Как-то раз сестра Босилка сидела под явором и низала монисто из мелких монет. Вдруг растворились ворота, во двор въехали сваты с женихом. Поднялся весёлый переполох. Босилка в хату убежала, за печь спряталась. Судились-рядились сваты с отцом-матерью. Наконец поладили.
Заиграли тут волынщики, собрался народ, хоровод-коло завели. Сватов да жениха вином угощают. Босилка из-под длинных ресниц украдкой на жениха посматривает — видно, по нраву он ей пришёлся. Про своё монисто она и думать забыла, лежит оно брошенное под явором. Силян-аист тихонько клювом его с земли подобрал и в гнездо унёс.
Читать дальше