— Тебя послушать, так книги надо прямо из сыра делать, — проворчал Джип. Он примостился у очага, положив морду между вытянутыми лапами и прикрыв глаза. Могло показаться, что он спит, но это просто была его любимая поза, и он слушал вечерние беседы, не пропуская ни слова. — Приходишь в книжную лавку и говоришь: «Ах, я так люблю швейцарские романы. Заверните парочку, пожалуйста». Или: «Мне половинку вон той голландской поэмы, будьте любезны».
— Ха-ха! Ты у нас тоже почитать любишь, — съязвила в ответ белая мышка, сморщив свой маленький розовый носик. — Хорошую книгу с мясом оторвешь.
Филин Гу-Гу, великий математик, сидел на спинке моего стула, такой же безмолвный и невозмутимый, как сам стул.
— Этот поросенок Габ-Габ, — задумчиво проговорил он наконец, — напоминает мне мальчика, с которым я когда-то был знаком. Маленький мальчик с большим аппетитом. Он жил на ферме, где у меня было гнездо в амбаре. Однажды один гость спросил его, каким спортом он любит заниматься больше всего. «Есть», — ответил мальчик. «А каким видом спорта ты любишь заниматься на свежем воздухе?» — спросил гость. «Есть на свежем воздухе», — ответил мальчик.
— Вылитый наш поросенок, — прочирикал Чипсайд. Он вспорхнул на стол и начал склевывать хлебные крошки, помогая Даб-Даб убирать после ужина.
— Скажи-ка, Томми, — спросил он, — академик-то наш много ошибок делает?
— Совсем не делает, Чипсайд, — ответил я. — Видишь ли, Поросячья азбука Джона Дулитла состоит из значков, а не из букв. Каждый значок заменяет целое слово, а иногда даже целое предложение.
— Хм, это вроде китайского что ли?
— Да, — ответил я. — Вроде китайского, но гораздо проще.
— Еще бы! — сказала Даб-Даб. — Для этого-то глупышки. Он вечно сует нос во все книги Доктора по садоводству и кулинарии. Да только он не читает — притворяется. Я думаю, этот поросенок без ошибок даже слово «лук» написать не сумеет — ни за какие коврижки.
— Все р-равно, — крикнула Полинезия с верхушки дедушкиных часов, — пр-росто здор-рово, что он собр-рал в этой книге столько инфор-рмации!
Обезьянка Чичи подбросила полено в огонь.
— Да, — согласилась она, — только он ее не в книгах нашел. Он вечно пристает ко мне, чтобы я ему рассказала про фрукты, которые растут в африканских джунглях, — и про овощи тоже: про ямс, и про всякие другие.
— Ну, скоро он сюда пожалует, — проворчала Даб-Даб. — Когда я мыла посуду, он прошел мимо и объявил, что устроит нам сегодня какое-то авторское чтение. Так что, кто хочет спать, пусть поторопится… Ой, вот он!
В дверь постучали. Габ-Габ всегда с трудом справлялся с дверными ручками. Ему приходилось крутить их обеими передними ножками, поэтому, когда кто-нибудь мог открыть, он всегда стучал.
— Да уж, это точно он, — хихикнула белая мышка.
Я поднялся и распахнул дверь. В проеме стояла странная фигура — писатель Габ-Габ. Под мышкой у него топорщилась большая растрепанная кипа бумаги, за ухом торчало гусиное перо, на носу красовались черепаховые очки без стекол, а на лице застыло утомленное выражение.
— Ох-ох-ох, — вздохнул он, — вы и представить себе не можете, как я переутомлен!
— Скорей уж перекормлен, — фыркнула Даб-Даб. — С чего бы это ты был переутомлен?
— Исследования, — простонал великий писатель. — Неустанные, бесконечные исследования.
— Что это ты исследуешь? — поинтересовался Джип. — Клубничную грядку?
— Что такое исследования? — спросила белая мышка.
Габ-Габ придвинул стул к столу рядом со мной и уселся. Затем тщательно протер очки (в которых не было стекол) скатертью и снова надел их.
— Исследования? — переспросил он. — Ну, э-э… исследования — это… э-э… библиография.
— А что такое библиография? — робко спросила белая мышка.
— Это когда ты идешь в библиотеку и читаешь там книги. И так узнаёшь, что написать в своей.
— А, понятно. Просто списывание, — хихикнула мышка.
— Ничего подобного, — раздраженно ответил Габ-Габ. — Никакое не списывание. Это очень трудно объяснить. В жизни великого писателя, мышка, есть вещи, которые выше твоего понимания. Видимо, исследования — одна из них. Весь день я пытался выяснить точное название места, где у короля Альфреда сгорели лепешки. У меня просто голова кругом. Я уже не знаю, был ли вообще король Альфред — и правда ли у него сгорели лепешки. Я только что из библиотеки. Мой кабинет — ну, вы знаете, на чердаке, — весь от пола до потолка забит книгами, которые я оттуда принес. И вскоре я буду вынужден вернуться к моим трудам — к моей… э-э… библиографии. Но прежде, я думаю, вам захочется выслушать Кухонную проповедь, которую я написал вчера вечером.
Читать дальше