Аугуст Якобсон - Соловей и медянка

Так оно и вышло: где бы ни увидел медведь овцу или ягнёнка, тут же бросается на добычу. Что умещается в брюхе, съедает на месте, что остаётся, берёт на плечо, несёт в чащу, хоронит про чёрный день под сором и хворостом.

Возвращались с ярмарки мужик с бабой — впереди жена пешком, а муж с телегой и лошадью позади.

Только зашла баба в лес, как из чащи выскочил волк, забежал вперёд и стал тянуть её за подол в кустарник. Со страху бабе ничего не оставалось делать, как идти за ним.

Волк же привёл её к своей норе, помахал хвостом и начал жалобно подвывать. Опомнившись от страха, заглянула баба в нору и видит: на охапке сена разметался волчонок, а у него в горле застряла большая кость. Старый волк со слезами на глазах всё время поглядывал то на бедного страдающего детёныша, то на бабу и выл всё жалобнее и жалобнее.

Поняла баба, в чём дело, и вытащила у волчонка кость. Старый волк тотчас вздохнул облегчённо и отвёл бабу обратно на дорогу.

Немного погодя подоспел в лес и мужик с телегой — посасывая в приятном раздумье трубку, он напевал себе под нос.

Вдруг в кустах около дороги послышался страшный треск и шум: на опушку выбежал медведь, а за ним стая волков. Увидал медведь мужика, подбежал к нему и залез в телегу.

Мужик сразу догадался, в чем дело, стегнул лошадь кнутом и погнал её вскачь. Вскоре они выехали из леса и свернули к деревне. Тогда медведь слез с телеги, поклонился мужику до земли и поплёлся полями обратно в лес.

В ту же ночь бабе на крыльцо принесли жирного барана, а мужику три улья, наполненных до краёв сладким сотовым мёдом.

В старину заяц мог насытиться у любого дерева. Только должен был он помнить: всю кору нельзя объедать, не то дерево пострадает и засохнет.

Лакомился раз заяц в яблоневом саду. Погрыз там и сям, набил себе живот и, не чувствуя уже большой охоты есть, подумал: не плохо бы сейчас погрызть что-нибудь такое вкусное, чего никто из зверей и не пробовал.

Тут заметил он в заборе лазейку и пролез в неё. Видит, перед ним раскинулся богатый огород, и везде, куда ни посмотришь, растут красивые молодые капустные кочаны.

За свою жизнь заяц не пробовал капусты, только слыхал, что хороша она на вкус, а как взял в рот первый листок, почувствовал, до чего же в самом деле вкусно. И пошёл тогда уплетать кочан за кочаном всю капусту.

Вдруг пришёл хозяин в огород с можжевеловой палкой в руке. Заяц, зная, что хорошего ему теперь не ждать, пустился наутёк из опустошённого огорода в лес. Спрятался под куст и залёг там на три дня.

Вдруг заяц почувствовал, что живот у него мало-помалу тощает и голод опять даёт себя знать. Вылез он потихоньку из-под куста, осмотрелся кругом и, нигде не видя сердитого хозяина, сразу бросился искать еду. Сунулся туда-сюда, наконец, нашёл липу. И так обрадовался, что подпрыгнул высоко вверх. Кора липы оказалась вкуснее, чем кора всех других деревьев, она была даже вкуснее недавно отведанной капусты!

Заяц был теперь так счастлив, что забыл запрет и обгрыз начисто все липы от корней до верхушек. Бедные деревья помучились-помучились и погибли, и лес без них сильно поредел.

Когда Лесной Отец узнал об этом, он очень рассердился. Взял с бугра горсть песка и бросил под кору липам. Да не только липам, но и всем деревьям в лесу — всем, кроме осины с горькой корой.

С той поры питается заяц главным образом осиновой корой. Грызёт её со слезами и думает о своём легкомысленном поступке. Липу он больше не трогает, так как песок под корой тупит ему зубы. И к жилью подходить осмеливается только в самую морозную зиму, в самый глубокий снег: боится, что хозяин ещё сердится за потравленный огород.

Возможно, что так оно и есть.

Сошлись зайцы на выгоне у Каарнакюла {4} 4 Каарнакюла — дословно «воронье село». под большой берёзой, стали совет держать. Совещались, совещались и всё плакались и жаловались на свою жизнь.

Когда зайцы покончили со своими домашними заботами, они принялись обсуждать другие дела. Один из самых старых зайцев вспрыгнул на высокий пень, подбоченился и сказал:

— Вот видите, дорогие сограждане, все наши несчастья происходят оттого, что нас никто не боится, а нам самим приходится бояться всех и каждого. Нам приходится бояться хозяев и батраков, хозяек и хозяйских дочек. Нам приходится бояться кошек и собак, ястребов и рысей. Нет под благословенным солнцем такого места, где мы могли бы, не испытывая страха, есть свой хлеб, нет в огромном мире такого уголка, где мы могли бы смело строить свое жильё и коротать свои дни с женой и дорогими детьми. Каждый сорванец нас гоняет, каждый старикашка, увидев нас, кричит: «Улюлю, улюлю, — вот и заяц выскочил!» Делать нечего, дорогие друзья и соседи, житьишко у нас тяжёлое-претяжёлое, давайте-ка переберёмся все вместе в чужие края, где нас ещё не знают.