Джон Толкин - Фермер Джайлс из Хэма

— Сколько? — спросил фермер.

— Ну, — дракон быстро подсчитал в уме. Он заметил, что толпа собралась порядочная. — Тринадцать шиллингов восемь пенсов на каждого?

— Чепуха какая! — фыркнул Джайлс.

— Ну и ерунда! — завопил народ.

— Чушь! — тявкнул Гарм.

— Две золотые гинеи каждому, детям полцены?

— А собакам? — уточнил Гарм.

— Даальше! — предложил фермер. — Мы слушаем!

— Десять фунтов и кошелек с серебром на душу, а собакам по золотому ошейнику, — неуверенно предложил Хризофилакс.

— Убить его! — в нетерпении завопил народ.

— Каждому по мешку с золотом, а женщинам — бриллианты? [25] Анахронизм: в Европе алмазы стали высоко цениться лишь на исходе средневековья, а название «бриллиант» появилось лишь в XVII в., после изобретения бриллиантовой огранки. поспешил вставить Хризофилакс.

— Так-то получше, да не совсем ладно, — заметил Джайлс.

— Опять собак забыл, — пролаял Гарм.

— Какого размера мешок? — поинтересовались жители Хэма.

— Бриллиантов сколько? — спросили их жены.

— Боже, боже, — простонал дракон. — Я же разорюсь!

— Поделом тебе, — сказал Джайлс. — Выбирай — или разоришься, или тебя убьют. На этом самом месте. — Он взмахнул Хвостосеком, дракон так и съежился.

— Решайся! — жители Хэма, смелея, подступали все ближе.

Хризофилакс заморгал, но незаметно для всех рассмеялся в глубине души. Торговля начала его развлекать. Очевидно люди хотели что-то из нее извлечь. Они так мало знали об окружающем мире — ведь ни один житель королевства никогда не имел дела с драконами и не был знаком с их штучками. Постепенно Хризофилакс отдышался и успокоился. Он облизнулся.

— Назовите свою цену, — предложил он.

Тут все разом заговорили, перебивая друг друга. Хризофилакс слушал с интересом. Один только голос ему не понравился — голос кузнеца.

— Ничего хорошего не выйдет, помяните мое слово! — воскликнул кузнец. — Врет он все, не вернется он. Да и в любом случае ничем хорошим это не кончится.

— Можешь от своей доли отказаться, если ты так считаешь, — предложили ему, а сами продолжали рядиться и спорить, не очень-то следя за драконом.

Хризофилакс поднял голову, но, если он и подумывал прыгнуть на кого-нибудь или улизнуть под шумок, то ему пришлось испытать разочарование. Рядом стоял фермер Джайлс, жуя травинку и размышляя. Держа Хвостосек в руке, фермер не сводил глаз с дракона.

— Лежи, где лежишь, — приказал он, — не то получишь, что заслужил, и золото не поможет!

Дракон поник. Наконец священника выбрали говорить от имени всех, он шагнул вперед и встал рядом с Джайлсом.

— Гнусный червяк! — заявил он. — Ты должен принести сюда все свое неправедное богатство. После того, как ты возместишь убытки всем, кого ограбил, остальное мы поделим по справедливости. Затем, если ты дашь нам торжественную клятву никогда больше не разорять наших земель и не подстрекать никакое другое чудовище нападать на нас, мы дадим тебе уйти и унести и голову, и хвост. А теперь ты должен поклясться, что вернешься, — такой клятвой, какую даже дракон обязан выполнить.

Хризофилакс правдоподобно изобразил колебание — и согласился. Он даже поплакал горючими слезами над своим богатством и оплакивал его до тех пор, пока на дороге не задымились большие лужи, но его слезы никого не тронули. Он принес самые торжественные и твердые клятвы, что вернется со всем своим достоянием к празднику Святого Хилариуса и Святого Феликса [26] Этот праздник — измышление автора, поскольку день Святого Хилариуса приходится на 13 января, а Святого Феликса — на 25 февраля. Объяснение мы находим в близости значений имен святых: Хилариус — веселый, радостный; Феликс (от лат. Felix) — счастливый. Совместный праздник двух святых понадобился автору для «усиления» радостного настроения. . В его распоряжении было восемь дней, — даже самые несведущие в географии могли бы сообразить, что срок для такого путешествия маловат. Тем не менее дракона отпустили и проводили до моста.

— До встречи! — сказал он, переправляясь через реку. — Уверен, что все мы будем ждать ее с нетерпением.

— Уж мы то будем, — сказали люди.

И понятно, поступили неразумно. Клятвы, которые он давал, должны были бы тяжким грузом лечь на его совесть, но — увы! — совести у него не было вовсе. Если эти доверчивые люди в простоте своей не допускали столь досадного недостатка у существа столь высокого происхождения, то уж священник (при его книжной учености) мог бы об этом догадаться. Возможно, он и догадывался. Он ведь был человек образованный и мог предвидеть будущее гораздо лучше других.