Уже смеркалось, Марьмитревна ушла к соседке смотреть по телевизору фигурное катание. Андрейка лежал на диване, дожидаясь ученика, и думал о Шапкине…
Ромашка заявился, когда за окном уже чернела ночь. От воротника до валенок он был покрыт обледенелой снежной коркой. Снег находился у него также в карманах и даже за пазухой.
– Где это тебя валяли? – спросил Андрейка.
– Нигде, так… – ответил Ромашка, полез в печку и принялся шарить по кастрюлям и чугункам, таская оттуда куски и
заглатывая их, как крокодил. Изредка он оглядывался на Андрейку, ломаясь и корча ужасные рожи.
– Ты чего? – спросил Андрейка, удивляясь его странностям, но Ромашка, занятый проглатыванием куска, не ответил.
Наглотавшись, он ушел в комнату, где полагалось жить, им с Андрейкой, и там разлегся на своей кровати, точно жирный самодовольный поросенок…
– Значит, я тут составил план… – подступил Андрейка к делу.
Ромашка хитро на него поглядел и спросил:
– Ты разве ничего не знаешь?
– Нет… А что?
– Я – самошедчий… – признался Ромашка.
Этого еще не хватало!… То-то и видно, что он какой-то ненормальный… У него и взгляд такой же хитрый, как у районного дурачка Пети Курятника, который часто захаживал в Шапкино со своим мешком…
Андрейка растерянно спросил:
– А ты всегда такой… или только недавно сделался?
– Недавно… – объяснил Ромашка. – С месяц или чуть побольше… Врачи говорят, от хронического перенапряжения мозговой оболочки!…
– А в чем у тебя проявляется? – осторожно выспрашивал Андрейка.
Ромашка подумал и ответил:
– Когда как… по-разному! Если меня раздразнят – начинаю драться. Делаюсь такой сильный… Пять силачей со мной не ссилят!
– А что ж тогда с тобой нужно делать? Связывать, что ли?
Ромашка отчаянно замотал головой:
– Ни! Ни в коем случае! От связывания мы делаемся еще злей. Все должны отходить от меня на десять с половиной метров.
– Ну, а сейчас ты ничего?… Ромашка пожал плечами.
– Тогда слушай… Составил я такой план насчет немецкого…
– Ты чего меня раздразниваешь? – завопил Ромашка ненормальным голосом. – Чего ты ко мне пристаешь? Отходи скорей на восемь с половиной метров! Угу-гу-гу-гу-гу!…
Издавая жуткие крики, Ромашка вытянул руки с растопыренными и согнутыми, как когти, пальцами и бросился на Андрейку.
Хотя Андрейка сумасшедшим себя не считал, даже наоборот, но с испуга силы у него тоже прибавилось в несколько раз: он схватил Ромашку, оказавшегося слабым, как муха, в охапку, свалил на пол и придавил сверху…
Ромашка некоторое время молча лежал под Андрейкой и сопел, потом тихо попросил:
– Пусти…
Отпущенный, он сел на пол, пощупал бока и заныл:
– Набрасывается как ненормальный… Пошутить даже нельзя. Тебе бабушка не велела на меня налегать, а ты налегаешь… Чуть ребро не сломал, еще бы чуть, и оно хряпнуло…
– Откуда ты знаешь, что бабушка велела?
– Знаю… Слышал своими ушами… Мои уши во все стороны слышат… во!
И Ромашка пошевелил своими большими мягкими ушами, которые у него так и ходили взад-вперед. В свое время Андрейка тоже пробовал освоить искусство шевеления ушами, но больших успехов не достиг… Хорошо шевелились брови, щеки, кожа на лбу, даже нос, а уши как стояли торчком, так и остались… Нужно было сильно присмотреться, чтобы различить, как они еле-еле пошевеливаются…
Заметив, что его уши произвели на Андрейку сильное впечатление, Ромашка заулыбался.
Но когда Андрейка взялся за учебник, опять насупился и с отвращением сказал:
– Даже и не думай!… Сегодня ничего не могу усвоять… Ребро шатается и голова трещит… А от этого мозговая оболочка нисколько не действует!… Вот посплю… может, успокоюсь… тогда…
Он лег на кровать, отвернулся к стенке и начал изо всей силы храпеть на разные лады.
Для проверки Андрейка тихонько позвал:
– Ро-омк!…
Ромашка тотчас перестал храпеть и отозвался:
– Какой я тебе Ромка? Меня вовсе и не Ромка зовут…
– А как же?
– Дон Гальвальтон Орлеанский – так моя правильная фамилия!…
– А чего же бабушка тебя Ромкой называет? – подковырнул Андрейка.
– Она не в курсе…
– Ерунда твой дон! – срезал его Андрейка, – Я, может, давно уже гайдук Яношик и то не хвалюсь!
– Какой-то еще там гайдук… дундук… бурундук… – пробурчал Ромашка.
– А такой! Выходит из леса, а у него валашка-топорик. Только твой пузатый дон поедет, а он: «Стой! Ты зачем народ угнетал?» Ка-ак возьмет да ка-ак… Могу показать… раз ты гайдуков оскорбляешь: дундуками их обозвал и даже бурундуками…
Читать дальше