И я поднялся, но Будур уцепилась за мой подол и спросила: "Что сказала тебе твоя душа?" И я отвечал ей: "То-то и то-то". - "Сиди, а когда мы захотим, чтобы ты ушёл, мы тебя отпустим", - сказала она. И я просидел с нами, пока не приблизилось утро, и тогда она сказала: "О ибн Мансур, ступай в ту комнату, мы постлали тебе там ложе и постель, и оно будет тебе местом сна".
И я пошёл и проспал там до утра, а когда я проснулся утром, ко мне пришёл слуга с тазом и кувшином, и я совершил омовение и утреннюю молитву. И потом я сел, и когда я сидел, вдруг Джубейр и его возлюбленная вышли из бани, которая была в доме, и оба они выжимали кудри. И я пожелал им доброго утра и поздравил их с благополучием и пребыванием вместе, и сказал ему: "Это начинается с условия, кончается согласием". - "Ты прав, и тебе надлежит оказать уважение", - ответил он. И затем он кликнул своего казначея и сказал ему: "Принеси мне три тысячи динаров!"
И казначей принёс ему мешок, где было три тысячи динаров, и Джубейр сказал мне: "Сделай нам милость, (приняв это". А я отвечал: "Не приму, пока ты мне не расскажешь, почему любовь перешла от неё к тебе после такого великого отдаления". - "Слушаю и повинуюсь", - отвечал он. "Знай, что у нас есть праздник, который называется праздник новолетий, и в этот день все люди выходят и садятся в лодки и катаются по реке. И я выехал с друзьями прокатиться и увидел лодку, где было десять невольниц, подобных лунам, и эта Ситт-Будур сидела среди них, и с ней была её лютня. И она ударила по ней на одиннадцать ладов, а затем вернулась к первому ладу и произнесла такие два стиха:
"Огонь холоднее, чем огни в моем сердце,
И мягче утёс любой, чем сердце владыки.
Поистине, я дивлюсь тому, как он создан был -
Ведь тело его - вода, а сердце, как камень".
И я сказал ей: "Повтори двустишие и напев - по она не согласилась..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста тридцать четвёртая ночь
Когда же настала триста тридцать четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джубейр ибн Умейр говорил: "И я сказал ей: "Повтори двустишие и напев".
Но она не согласилась, и тогда я велел матросам забросать её, и они стали бросать в неё апельсинами так, что мы даже испугались, что потонет лодка, в которой она находилась.
И она уехала своей дорогой, и вот причина перехода любви из её сердца в моё сердце".
И я поздравил их обоих с тем, что они вместе, и взял мешок и то, что было в нем, и отправился в Багдад".
И расправилась грудь халифа, и прошла мучившая его бессонница и стеснение в груди.