Линор Горалик: Несколько (довольно странных, если вдуматься) историй про царя Соломона [Сетевой вариант]

— Мне не нравится царь.

— Но-но, — осторожно сказал министр финансов Адонирам. Он не любил этих либеральных разговорчиков.

— Да нет же, — раздражённо сказал Азария. — Он не в целом мне не нравится. Он не нравится мне в частности. С ним что-то не так. Во-первых, жрёт, как не в себя.

— Давеча попытался уговорить меня ради шутки по павлинам стрелять, — мрачно сказал Ванея.

— Нехорошо, — заволновался министр финансов Адонирам. — Павлины дорогие.

— Работать тоже всё время рвётся, — задумчиво сказал секретарь Азария. — Что ни утро — «Где, — говорит, — мои бумажки? Давай-ка их подписывать!» И подписывает все подряд. Я ему подсунул приказ для эксперимента — «Царя казнить». Подписал. Не глядя, причём, подписал. Более того — вверх ногами.

— Не глядя? Это хорошо, — вдруг взбодрился министр финансов Адонирам. — И что, он всё этак не глядя подписывает?

Жадные глазки министра финансов даже забегали.

— Цыть, жулик, — сказал честный полководец Ванея, и Адонирам притих. А Ванея продолжил:

— В народе тоже говорят — царь как будто ненастоящий.

— А народ-то откуда знает? — подивился секретарь Азария.

— Он всегда, гад, чего-нибудь знает, — мрачно сказал министр финансов Адонирам.

Адонирам не любил народ. Народ однажды накостылял Адонираму на рынке по результатам финансовой отчётности за истекший год.

— Ещё с жёнами как-то странно себя ведёт, — сказал полководец Ванея. — В гости к ним не ходит. Дамы нервничают. Поджидают его в саду гурьбой. Он выглянет проветриться — они к нему как ломанутся с воплями: «Соломонушка! Истомилася я!..» А он ка-а-ак припустит! И краснеет, как пятиклассник. Стесняется.

— Бывает, — печально сказал министр финансов Адонирам. У него, в отличие от царя Соломона, была только одна жена, но ломануться она умела будь здоров.

— Короче, — сказал секретарь Азария. — Я не знаю, что думать. Но я знаю, что когда я не знаю, что думать, я начинаю об этом думать. А конкретно я начинаю думать именно о том, о чём я не знаю, что думать. Так что я, собственно, хотел вам сказать, что я начал об этом думать. И что я пока не знаю, что именно я думаю, но если я думаю, что я думаю именно то, что я думаю, то мне, я думаю, очень не нравится то, что я думаю.

— А? — вежливо спросил полководец Ванея. Думать он не любил, но к людям, страдающим от этой дурной привычки, относился с сочувствием и уважением.

— Хрень, говорю, какая-то происходит, — кратко резюмировал секретарь Азария.

Министр финансов Адонирам жалобно вздохнул. Он знал, что любая хрень обычно заканчивается крупными финансовыми расходами. А секретарь Азария сказал:

— Надо пристально следить за ситуацией.

И все следующие дни Азария, Ванея и Адонирам пристально следили за ситуацией. Они следили за ситуацией с утра, когда матёрый демон Асмодей делал себе палатку из двух стульев и царских одеял, они следили днём, когда царь, завернувшись в роскошный плед, швырял в павлинов яблоками со своего царского трона («Произвол! — кричали павлины. — Силовые меры!» — но не расходились), они следили вечером, когда царь с головой нырял в пенистую-пенистую ванну, а потом пускал ртом красивые мыльные пузыри. И у всех у них складывалось впечатление, что великий царь Соломон немножко тронулся. Но ничто, увы, не наводило их на мысль, что это совсем даже не царь Соломон. И жизнь у матёрого демона Асмодея в царском дворце была слаще халвы Шираза.

А у бедного царя Соломона жизнь была горше горькой травы хельбы. С утра до ночи он, сгорбившись, чистил горы скользкой колючей рыбы в тесной маленькой лавчонке на старом иерусалимском рынке. Одежда на нём испачкалась и изорвалась, когда-то белые и холёные руки покрылись порезами, а красивая гладкая борода торчала клочьями, и в ней поблескивали упрямые рыбьи чешуйки. И даже ногти у царя на ногах, надо сказать, основательно отросли. Царь Соломон часто тяжело вздыхал о своей участи, но никому не жаловался. Потому что он, как вы уже знаете, был очень, очень, очень мудрым человеком. А очень, очень, очень мудрый человек всегда знает, что такое «сам виноват». А ещё очень, очень, очень мудрый человек непременно знает одну очень, очень, очень важную тайну, которую в следующей истории узнаете и вы. И эта тайна очень помогала бедному царю Соломону не падать духом.

И вот однажды царь Соломон с утра пораньше тык ножом в очередную рыбу — а нож-то и застрял. Ничего себе! — подумал царь Соломон и как следует подёргал ножом туда-сюда. Нож подался, потом подался ещё немножко — а потом выскочил наружу, и царю Соломону на секунду показалось, что лезвие сломалось: по крайней мере, кончик ножа теперь казался не острым, а каким-то круглым. Удивлённый царь Соломон хорошенько пригляделся к ножу, а потом как завопит: