Люк Бессон - Артур и Запретный город

Барахлюш наклоняется над дырой: сестры уже не видно.

— Я, пожалуй, останусь покараулить паука, а то как бы он не убежал! — говорит Барахлюш. Смелость его явно не переполняет.

— Как хочешь, — отвечает Артур, хватаясь за нить.

Вспомнив, как на уроках физкультуры его учили лазать по канату, он, скрестив ноги и обхватив ими нить, начинает медленно спускаться.

Когда свет в колодце становится совсем тусклым, ему в голову закрадывается непрошенная мысль: а если паук не дотянул до дна свою паутинку? Увы, об этом надо было спросить у него раньше!

— Я буду сторожить паука, и когда вы вернетесь, он моментально домчит нас домой! — раздается сверху голос Барахлюша.

«Если вернемся», уточняет про себя Артур, боясь оказаться провидцем.

— Обязательно вернетесь! — словно услышав его мысли, кричит ему вслед Барахлюш.

Отойдя от края колодца, юный принц садится на землю и начинает думать. Но быстро понимает, что занятие это совершенно бесперспективное. Для него ясно одно: торчать возле темного колодца, пусть даже в обществе добродушного паука, его нисколько не привлекает.

Ослабив хватку, Артур стремительно скользит по паутинке. И через несколько секунд его окружает непроглядный мрак.

Барахлюш ежится от холода. Нет, ни за что на свете не станет он спускаться по этой тонкой ниточке! Уж лучше общество паука!

Подпрыгивая, чтобы разогнать страх и холод, он старается убедить себя, что самое худшее уже позади, хотя обстановку вокруг него никак нельзя назвать приветливой.

Сырые стены разлома источают влагу, собирающуюся в крупные капли. Когда капли становятся достаточно тяжелыми, они отрываются от стен и с глухим уханьем падают на пол. Эхо разносит эти звуки далеко-далеко, и вскоре они возвращаются, многократно усиленные и от этого еще более жуткие. Похожие на вопли страдальцев, сидящих в подземных застенках.

Опасаясь нападения с тыла, Барахлюш принимается ходить по кругу. Постепенно он различает на стенах разлома какие-то непонятные фигуры. Переборов терзающий его страх, он подходит ближе. Действительно, в каменных стенах выбиты рисунки, по которым стекает сочащаяся из стен вода. Рисунки — сплошные черепа — отливают зловещим черным блеском. Кое-где к черепам подрисованы туловища-скелеты.

На лице Барахлюша читается отвращение. Он не любитель такой наскальной живописи — она, на его взгляд, не предвещает ничего хорошего. Тем более, что у подножия стены, прямо под рисунками, копошатся мелкие грызуны, которые, словно исполняя чей-то зловещий заказ, завершают обгладывать очередной скелетик.

Барахлюш делает шаг назад и поскальзывается, неудачно наступив ногой на свежеобглоданную кость — та хрустит и крошится. Юный принц подскакивает от ужаса и, оглядевшись, обнаруживает, что дно разлома усеяно костями. Возможно, здесь когда-то было кладбище, где покойников ленились закапывать.

Малыш в ужасе взвизгивает, и эхо присоединяет его визг к зловещему шуму падающих капель.

Барахлюш со всех ног бросается к пауку.

— Ты мне нравишься, приятель, но, пожалуй, мне нельзя оставить их одних! Без меня они того и гляди наделают глупостей! — объясняет он насекомому, которое смотрит на него и не понимает, чего от него хотят.

Барахлюш вцепляется руками в паутинку и, даже не обхватив ее ногами, скользит вниз. Только бы поскорей убраться из этого кошмарного места!

— Уж лучше ад, чем страх одиночества! — подбадривает он себя, проваливаясь в черный мрак зловещей дыры; ни единого огонька не освещает его путь. Если бы колодец был освещен, вряд ли Барахлюш отважился бы спуститься в него. В темноте, по крайней мере, не видны его омерзительные стены.

Отец Артура стоит в вырытой им яме.

Он даже вздремнул немного, обняв лопату. Процесс копания утомил его. Частота появлений лопаты над краем ямы уже не та, что была вначале. Теперь, чтобы увидеть лопату, следует заранее договориться с ней о свидании. Да и земли эта лопата выбрасывает уже не так много. Отец не готов прокопать подземный ход к сокровищам — если эти сокровища закопаны в другом конце сада. Пес Альфред, как и подобает примерному караульному, регулярно совершает обход обеих ям.

Им движет отнюдь не солидарность или сочувствие к копающим: нет, он проверяет, не нашли ли они случайно его собственный клад — добрый десяток мозговых костей, которые он заботливо припрятал и закопал на черный день. Альфреду прекрасно известны основы экономики, и это учит его бережливости.