Достал Твардовский из кармана тот таинственный продолговатый предмет. Это была старая, замшелая фляжка из толстого-претолстого стекла. Воспользовавшись тем, что никто на него не смотрит, он сделал из неё большой глоток. В горле зажгло, защипало, огонь проскользнул в желудок и начал бушевать там.
Твардовский вспомнил, как четыре века назад, окончив университет в Кракове, а затем в испанских городах Толедо и Саламанке, начал он свои труды, на пользу людям направленные: открыл серебряные жилы в Олькуше и соорудил там копи, мост на реке Ниде построил, плотину-запруду от деревни Викторово до Корчмы Выгоды за деревней Неклоп насыпал… Не принесло это ему ни славы, ни богатства. Лишь езда на петухе, битьё горшков на краковском рынке, пьяные выходки в трактирах и прочие чудачества прославили имя его. А теперь вот и разные штучки с дьяволами никого не удивляют.
Твардовский незаметно глотнул из фляжки ещё разок, другой, и посветлело у него перед глазами, печали съёжились, помельчали, растворились в ночном мраке. Крепким был этот чародейский напиток из последнего тайника Тройного Клада. Люди слишком глупы, чтобы уразуметь всё могущество золота, за которое можно купить власть и наслаждения. Люди слишком умны, чтобы, отказавшись от силы разума, довериться бессильным символам веры, на которых держится религия. Но нет ещё в мире такого человека, который не поддался бы соблазну опрокинуть шкалик. А если уж выпьет, то безумие, растворённое в напитке, просочится в его кровь, возбудит, а затем замутит мозг, заглушит совесть. Кто хоть раз испытал удовольствие, пригубив эту бездонную фляжку, обойтись без неё уже не может и за один глоток волшебной жидкости готов выполнить любой приказ…
«Не будем терять время попусту», — шепнул самому себе Твардовский и тронул юного соседа в пионерском мундирчике.
— Выпей, это хорошее…
Мальчишка машинально взял фляжку в руки, поднёс её ко рту, однако в последнюю минуту остановился.
— Вода? — спросил он.
— Вода.
Но пионер втянул носом воздух и с усмешкой вернул фляжку Твардовскому.
— Молочко от бешеной коровки… Такого мы не пьём, мудрая твоя голова.
— Попробуй, ваша милость, лучшая из наилучших…
— Благодарю! — и пионер вернул Твардовскому его фляжку.
Чернокнижник повернулся в другую сторону и шепнул пухлощёкому толстяку:
— От костра так и пышет. Жарко…
— Да, да, — кивнул тот головой.
— Пить хочется.
— Ага… — Пухлощёкий задумчиво глядел на своего товарища, который в это время как раз декламировал у костра стихи:
Когда ветер истории веет,
Крылья растут у людей,
Как у птиц. Но зато
Трясутся портки у царей… [9] Стихотворение Константы Галчинского.
Раздался взрыв смеха, послышались крики «браво». Твардовский не понимал, о чём идёт речь, но аплодировал вместе со всеми, а потом снова наклонился к соседу:
— Прополощи, ваша милость, себе горло. Прохладительный напиток.
— Спасибо, — вежливо сказал толстяк, доверчиво опрокинул фляжку и сделал несколько глотков.
— А-а-а-а! — завизжал он. — Тьфу, что за подлость! Жжёт, печёт…
Все оглянулись на него.
— Что случилось?
— Тише ты, тише! — крикнул на толстяка Твардовский.
— Горло так и жжёт. Ой, ой, ой! — продолжал вопить мальчишка.
Вожатый поднялся, подошёл к нему, вынул из его рук фляжку.
— Кто тебе это дал?
— Этот пан. Сказал: «прохладительный напиток». Ой, в голове у меня мутится!..
— Проводите его, ребята, в палатку.
Произошло замешательство. Двое пионеров взяли толстяка под руки и повели его в сторону лагеря. Возле костра воцарилась тишина.
— Зачем вы это сделали? — спросил вожатый. — Мы приняли вас, как братьев, в круг костра. Мы не спрашивали вас, откуда и куда вы идёте, кто вы такие. Почему вы хотели напоить одного из нас? — он с упрёком посмотрел на чернокнижника и пришедших вместе с ним ребят.
— Прошу прощения у пана товарища, — начала Данка. — Это не мы, это он… Мы, значит, хотели властвовать над миром… Это, значит, он знал, где находится Клад… А мы, чтобы людям было хорошо, стали Рыцарями Серебряного Щита…
Данка запуталась в своих торопливых и сбивчивых объяснениях и неожиданно умолкла.
— Рыцарями, которые хотят властвовать над миром с помощью водки?
— Отдай, ваша милость, это моё, — грубо сказал Твардовский и протянул руку.
— Зачем?
— Какое ваше дело?
— Вы находитесь в лагере нашей дружины, и наши порядки распространяются также и на вас.
Читать дальше