Шалва Амонашвили - Амон-Ра

— Слушайте! С этой минуты Августа моя жена! Клянусь всеми Богами, буду любить ее до конца своей жизни!

Он обернулся к Августе, сильными руками поднял ее вверх и воскликнул:

— Августа — моя богиня! — и поставив ее рядом с собой, обратился к своему хозяину:

— Дорогой друг, может, превратить сегодняшнее торжество в свадьбу?

Вот так римский вельможа обрел в Афинах свою судьбу, а у многих женихов среди местной знати судьба ускользнула прямо из рук.

Юстиниан вернулся в Рим вместе с Августой. Скоро цезарь Римской империи назначил его правителем одной провинции в Иудее, и он вместе с Августой поехал туда.

Благородство, доброта, богатый духовный мир и пленительная красота Августы крайне благоприятно повлияли на вспыльчивый и жесткий характер Юстиниана. Хотя иудеи недолюбливали римских поработителей, но Юстиниана они не считали своим врагом. Он стал для них справедливым правителем, который понимал их беды, уважал их обычаи и был готов помочь попавшему в беду. Со своей стороны, иудеи тоже относились к своему правителю с уважением.

Об Августе рождались легенды.

В народе говорили, что Августу часто приглашали Боги на свои пиршества, чтобы она играла им на арфе и пела песни. Боги были очарованы ее голосом и готовы были выполнить любое ее желание. Но Августа ничего у Богов не просила.

Говорили, что сердце ее полно добротою, и она не знает, что такое зло. Все деяния Юстиниана установить в провинции справедливость люди приписывали ей. Ее заслугой считали также решение Юстиниана построить сказочный дворец по проекту неизвестного архитектора.

Спустя два года после приезда в Иудею Августа заболела: глаза впали и потускнели, ее прекрасное лицо изменилось до неузнаваемости, она ослабла, с каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Августе не хотелось, чтобы кто-то видел ее в таком состоянии, потому она уединилась в своих покоях и кроме Юстиниана и врачей не встречалась ни с кем. Ее замучили головные боли и головокружение. Обессиленная Августа с трудом передвигалась по комнате.

Юстиниан прилагал все усилия, чтобы спасти ее. Несмотря на то, что она потеряла свою божественную красоту и превратилась в собственную тень, несмотря на то, что воздушная как ангел девушка уподобилась безжизненному призраку, Юстиниан не то что разлюбил ее, а наоборот, все глубже и глубже любил ее. Из каких только далеких стран не приглашал он известных врачей, какие только лекарства и способы лечения не применялись, но все было тщетно. Умная Августа, конечно, понимала, что ее жизнь подходила к концу, но ее не покидала сила духа. Она всегда встречала Юстиниана с улыбкой, думала только о добром и прекрасном, никогда никого ни в чем не винила, не жаловалась ни на что и не оплакивала свою судьбу. Она больше думала о том, какие еще она могла бы сотворить добрые дела для людей, если бы ей довелось остаться в живых.

Врачи прямо сказали Юстиниану, что они бессильны вылечить Августу, и нет никакой надежды спасти ее. Бедный Юстиниан не находил себе места от горя — жизнь без Августы для него становилась бессмысленной.

Мысли об Августе мучили его и на этот раз, когда он вместе с Амон-Pa возвращался со строительства дворца. "Что этот мальчик может сделать, откуда ему знать науку исцеления? — думал Юстиниан. — Напрасно везу я его к Августе. Впрочем, быть может, он пригодится как собеседник?" И вдруг он вспомнил, что Августа с ним говорила только на греческом языке, других языков она не знала. Каким же тогда собеседником станет для нее этот мальчик?

— Мальчик, — обратился он вдруг к Амон-Ра, который сидел в карете напротив него, — ты говоришь только на арамейском языке?

— Не знаю, — ответил Амон-Ра.

Юстиниан удивился такому ответу. Наверное, не понял мой вопрос, подумал он.

— Мальчик, я спрашиваю: знаешь ли ты греческий язык?

— Может быть, и знаю.

Юстиниан опять не понял ответа и был готов рассердиться на него, но решил поговорить с ним по-гречески и так установить, знает или нет он этот язык.

— Сколько тебе лет? — спросил он по-гречески. Амон-Pa не ответил. Тогда Юстиниан спросил то же самое по-латински. Он знал и арабский. Но ни на одном языке Амон-Ра не ответил ничего. Только тогда, когда Юстиниан спросил на арамейском языке, сколько ему лет, Амон-Pa ответил, что девять.

Юстиниан забеспокоился. Он сильно сомневался в целительских возможностях девятилетнего мальчика, а теперь убедился еще и в том, что тот не сможет говорить с Августой и развлекать ее своими сказками о Мессии. Почему же тогда донесли ему, что мальчик этот владеет всеми языками? "Понадобится переводчик, но ведь Августа не допустит к себе никого кроме меня? Как быть?" — думал Юстиниан. Но так как он устал от длительной поездки, то вскоре заснул.