Филип Пулман - Граф Карлштайн

— Люси… А можно я здесь спрячусь? Вы меня не выдадите? Знаете, мне грозит ужасная опасность, а моя сестра…

— Тебя выдала? Какой позор! Но будь уверена — и это столь же точно, как то, что мое имя Данте Кадаверецци, — я никогда не предам беглеца! А теперь подай мне, пожалуйста, череп. — Он поставил череп Аполлония на место и принялся расставлять на маленькой сцене разные загадочные предметы.

— А вы тоже беглец, господин Кадаверецци? — спросила я, испытав некоторое облегчение.

Вид у него, правда, был довольно устрашающий, но я, как ни странно, чувствовала себя с ним в безопасности.

— Доктор Кадаверецци, если тебе будет угодно. Да, я шут, бродяга, — сказал он. Благородная, но очень ненадежная профессия. Как, ты сказала, твое имя? Люси? Нет, это не годится! Ты должна стать принцессой… Индийской? Перуанской? Нет, все это уже было… Ну конечно же! Ты будешь египетской принцессой! Ты будешь предсказывать… будущее, судьбу!

— Я? Буду предсказывать? Как это?

— Очень просто. За небольшую дополнительную плату любой сможет узнать свое будущее от загипнотизированной египетской принцессы. Тебя когда-нибудь гипнотизировали?

— Нет, никогда…

— Это очень легко. Ты закрываешь глаза, я совершаю несколько магических пассов, потом ты открываешь глаза и делаешь вид, что полностью загипнотизирована. Очень просто! Вот смотри!

Я встала, как он велел, и он притворился, будто гипнотизирует меня. Он был прав: это действительно оказалось очень просто.

— Ну, раз уж ты теперь принцесса, то у тебя должна быть корона и красивое платье. Ага! Вот это вполне подойдет… — Он обернул меня скатертью. — А что касается короны… Что ж, временно воспользуемся короной самого Шарлеманя [5] Шарлемань — прозвище Карла Великого (742–814), франкского короля из династии Каролингов, создателя обширной империи. . — И он вытащил старинную золотую корону и осторожно водрузил ее мне на голову.

— Но ведь это, должно быть, совершенно драгоценная корона! — воскликнула я. — Вдруг я ее сломаю…

— Чрезвычайно драгоценная. Но я легко могу сделать точно такую же. Да, теперь я уверен: ты гораздо лучше моего слуги Макса! Он, конечно, парень добрый, хороший, но полный дурак. Когда я его гипнотизирую, он обязательно упадет, да еще и череп уронит, а иной раз так заденет шкаф, что все в нем вверх дном перевернет, или своей ножищей прямо на хрустальный шар наступит! А теперь давай я покажу тебе, как действует Летающий Дьявол. Вот здесь есть пружинка, которую ты должна спустить, когда я подам сигнал…

Я ничего не могла с этим поделать и еще часа два репетировала, старательно разбираясь в тех чудесах, что имелись у доктора в шкафу. В итоге голова у меня пошла кругом, руки заныли от усталости, и доктор, увидев, что я уже не стою на ногах, наконец разрешил мне немного передохнуть и велел подать нам вина и закуску. А я не смела даже сказать ему, что страшно голодна. У него был очень властный характер, и он полностью меня себе подчинил.

Мы минут десять передохнули, и доктор велел мне снова приниматься за работу. Я все пыталась рассказать ему о Шарлотте и о том, в какую беду мы попали, но он, даже слушая меня, думал, я уверена, только о предстоящем представлении. Он то и дело вскакивал, принимаясь описывать только что придуманный им фокус, и заставлял меня немедленно в нем поучаствовать, а потом повторять и повторять без конца, пока все у меня не начинало получаться блестяще. И уже к вечеру я была совершенно убеждена, что попала в руки к одному из самых сложных и удивительных представителей рода людского, то есть к гению.

Время пронеслось незаметно среди сменявших друг друга черепов и хрустальных шаров, летающих дьяволов и колоколов судьбы, игральных карт и волшебных сломанных часов. Я нажимала на самые разнообразные ручки и рукояти, что-то без конца включала и переключала (я даже вообразить себе не могла, что в одном-единственном шкафу может быть столько всего!), и наконец у меня возникло ощущение, что если меня раньше никогда и не гипнотизировали, то сейчас-то я точно нахожусь под воздействием гипноза. А когда часы на стене пробили девять, доктор Кадаверецци быстро завернул меня в скатерть, водрузил мне на голову корону, прошептал последние наставления, втолкнул меня в шкаф и закрыл дверцу.

Тьма окутала меня. Я слышала, как собираются зрители. Представление должно было вот-вот начаться.

Поскольку теперь не было никакого смысла даже начинать поиски Люси, я осталась на дороге (хотя бешеные порывы ветра и грозили меня с нее сдуть) и снова повернула в деревню, мечтая поскорее оказаться в нашей теплой кухне. Мама мне очень обрадовалась и долго встревоженно кудахтала над той отметиной, которую хлыст графа оставил у меня на шее. Потом она усадила меня за стол, подала мне тарелку супа, налила вина и снова принялась за работу: она прямо-таки с ног сбивалась — столько в гостинице было постояльцев.