Филип Пулман - Граф Карлштайн

Вкусы у нас с Петером были разные: ему нравились охотничьи истории, а мне — страшные сказки. Самые лучшие из них были, конечно, о демоне Замиэле — Повелителе Гор, Диком Охотнике [1] Дикая Охота — название сонма призраков и злых духов, которые в обличье мертвецов проносятся по небу во время зимних бурь в период Рождества. Духов сопровождают гончие псы, и их вой заставляет скулить дворовых собак. Дикая Охота считается очень опасной для людей, особенно на перекрестках дорог. Дикий Охотник — предводитель этого воинства мертвецов. ( Здесь и далее примеч. пер .) . Истории о нем почти всегда начинались с некоей сделки, а затем все шло своим чередом: погоня, кровавая месть, до смерти перепуганная жертва, в ужасе бегущая сквозь метель и преследуемая Дикой Охотой — огромными гончими со слюнявыми пастями и светящимися глазами и страшными всадниками-мертвецами на черных конях, во главе которых скачет сам демон Замиэль, окутанный непроницаемой тьмой, точно плащом, и со сверкающими бешеным огнем очами… Даже наша мать (мы не раз видели это сквозь щели в полу) прерывала свои бесконечные хлопоты и, опершись о стойку пухлыми локтями и широко раскрыв глаза, слушала рассказчика.

Но никому из посетителей нашей таверны не довелось видеть Замиэля так близко, как нам с Петером, а я и вовсе была совсем рядом с ним, когда он явился за своей добычей, и мне никогда этого не забыть, даже если я доживу до 1900 года!

А началось все серым октябрьским днем 1816 года. Я уже почти целый год работала в замке графа Карлштайна. (Между прочим, зовут меня Хильди.) В тот день шел сильный снег. Я сидела в гостиной у окна с целой кучей белья на коленях и штопала. Мисс Люси и мисс Шарлотта у меня за спиной жарили на огне каштаны, а я смотрела, как меркнет свет за окном, раздумывая, не задернуть ли шторы, чтобы стало теплее, как вдруг заметила карету, ползшую по узенькой улочке вверх, к замку. Я была очень удивлена: ведь гостей у нас не было с марта! Кучер уже повернул лошадей, собираясь въехать во двор, и тут карету занесло и стало сносить к обрыву. Лошади ржали от страха, кучер чуть не свалился с козел, натягивая поводья. Заскрипели тормоза, карета, покачнувшись, ударилась о каменную опору ворот, оставив на них широкую полосу краски. Я с криком вскочила… и увидела, что в последний момент кучеру удалось-таки выровнять карету и она въезжает во двор замка. Девчонки, подбежав ко мне, тоже во все глаза смотрели, как кучер, соскочив с козел и дрожа от усталости, прислонился к заднему колесу и вытер взмокший лоб.

Наконец, чуть отдышавшись, он открыл дверцу кареты, и оттуда важно спустился чопорного вида господин — старый, страшно худой и весь в черном. Он с презрением глянул на кучера, словно желая сказать: «Что, нервы шалят? Советую вам, милейший, отрезать их да заплести в кнут, чтобы удобнее было править вашими жалкими клячами!» — и с отвращением стряхнул снежинки, которые имели наглость упасть на его костлявые черные плечи. Потом он неторопливо двинулся через заснеженный двор, где по углам уже скапливались клочья ночной тьмы, словно принесенные ветром с гор. Лакей Йохан распахнул перед гостем двери, на снег упала яркая полоска света и тут же снова исчезла. Кучер тем временем распрягал коней, качая головой и размахивая руками — он что-то рассказывал нашему конюху, — а девочки все пытались угадать, кто бы это мог к нам приехать.

Люси и Шарлотта — англичанки, а не швейцарки, хотя уже успели довольно хорошо научиться говорить по-нашему, живя в замке графа, так что их вполне можно было принять за местных. Люси сравнялось двенадцать, а Шарлотте — десять, да и мне самой было не намного больше. Но я была уверена, что мне повезло куда больше, чем им: ведь у меня-то были и мама, и брат, зато не было такого противного мрачного дядюшки, как граф Карлштайн. Граф был единственным родственником Люси и Шарлотты. Родители их погибли во время кораблекрушения, так что выбора у них не оставалось — либо жить в замке, либо в сиротском приюте. Вот только знай они заранее, какой у них дядя, они наверняка, не задумываясь, выбрали бы приют! Бедняжки, они ведь уже почти целый год прожили в замке Карлштайн!

А сам граф появился здесь около девяти лет назад. Когда умер старый Людвиг Карлштайн, наследников у него не осталось, и поместье перешло к его родственнику, Генриху Карлштайну, худому темноволосому человеку, обладавшему дурной привычкой грызть ногти и бормотать себе под нос. Он вечно рылся в толстенных книгах немецких философов и далеко за полночь засиживался в своем кабинете, где все стены были увешаны коврами. В этом, конечно, не было ничего особенно плохого, но у графа имелись и другие недостатки: например, ужасно вздорный нрав (человеку с таким характером, право же, стоит порой прикрикнуть на себя, как на собаку, ради своего же собственного блага), а также злой, язвительный язык. Но хуже всего было то, что ему явно нравилось — у него даже глаза ярко вспыхивали от удовольствия! — проявлять жестокость, наказывая, скажем, лошадь, или собаку, или кого-то из слуг, или… своих маленьких племянниц, которые оказались одни в чужой стране и которым больше некуда деться. Но что поделаешь, ведь хозяином в замке был он…