Рикарда Тершак - Эльмолин

«Я полагаю, потому», включился в разговор господин Фанглингер, «что ты сегодня… хм–хм… мне кажется, упала или что–то вроде того».

Тут Сибилла совершенно забыла о своем хорошем воспитании.

«Или что–то вроде того!» возмутилась она. «Я упала с ивы, просто напросто! И Гайни тоже, несколько дней назад. О нем вы тоже так волновались?»

«Об этом мы не знали», прозвучало в ответ. «Разве Гайни тоже умеет летать? Это что–то новое».

«Откуда вы знаете про меня? " закричала Сибилла совсем уже неприлично. И ей опять показалось, будто она стоит босыми ногами на берегу широкой реки, в грязи, а на другом берегу стоит Гауни и его родители. И нет через эту реку моста.

Когда это видение с такой ясностью возникло вновь, с лица Сибиллы сошло всякое выражение, и уши почти перестали слышать.

Словно сквозь туман смотрела она на господина Фанглингера, пробивавшегося сквозь эту картину со своим вопросом: «Но Сибилла, как же нам не знать о том, что ты летаешь? Мы же каждый день видим, как ты пролетаешь над нашими окнами. Это у тебя великолепно получается, деточка. А скажи, не хотела бы ты научить этому твоего друга Гауни?»

«Он не может этому научиться».

Разговор становился все тяжелее. Сидя напротив Гауни, Сибилла чувствовала себя виноватой, потому что так и не научила его летать. И в то же время смутно ощущала, что река, разделившая их, каким–то образом тоже связана с его неспособностью подняться в воздух.

Госпожа Фанглингер предложила:

«Если ты считаешь, что Гауни этого не может, научи тогда нас. Мы хорошие спортсмены и очень способные ученики». И добавила, видя явное несогласие Сибиллы:

«Сколько мы будем тебе должны, если ты нас научишь?»

Сибилла растерялась. Разве ее умение летать можно продать за деньги? Или отдать? Она просто умеет это и все! Ей это дано, так же как ее пепельные волосы или пальцы ног, которые сейчас упираются в ковер.

«Я не могу», смущенно сказала она.

«Ты не хочешь!» взорвался господин Фанглингер. Он вскочил с кресла и угрожающе двинулся к Сибилле:

«Тогда мы сейчас сами все выясним!» Он подступал все ближе. Сибилла испуганно вскочила со стула, подбежала к стене и прижалась к ней, будто хотела спрятать крылья, которых у нее не было.

Может быть, эта стена за спиной ей поможет? Это же та самая стена, которая растет от земли, из темного жилища Пипы Рупы, проходит здесь, а дальше поднимается на третий этаж, и возле нее стоит кровать Сибиллы. Это та самая стена! Сибилла чувствовала ее прохладу лопатками, ладонью одной руки, костяшками другой, сжимающей глиняную птичку. Она часто дышала. «Нет», торопливо сказала она, «я не хочу. То есть, сначала я хотела научить этому Гауни, но больше не хочу. Все!»

«Тогда мы тебя заставим это сделать!» улыбнулась красивая мама Гауни.

«Гауни!» закричала Сибилла.«Ты же мой друг! Что твои родители хотят со мной сделать? Или ты мне не друг?»

Гауни ответил: «Откуда я знаю, друг я тебе или нет. Я только знаю, что мы теперь наконец выясним, как ты летаешь. Покажи лучше по–хорошему: может быть, у тебя есть какой–нибудь механизм вроде крыльев или что–нибудь в этом роде. Мы у тебя его не отберем».

«Нет», сказала Сибилла. Река снова была здесь. Она становилась все шире. И над ней поднимался влажный, зловонный пар, от которого путались мысли. Обеими руками обхватила она свою птичку, будто от нее могло прийти спасение. Река разливалась все шире, вода уже обступила босые ноги Сибиллы. Господин Фанглингер приближался медленными шагами. Он нисколько не промок, когда шел сквозь реку. Еще бы: ему это ничего не стоило, это же была его собственная река, она расступалась там, где он шел, и вновь смыкалась позади него.

Тут же подоспела и госпожа Фанглингер. Она подхватила Сибиллу и бросила на элегантную кушетку. Никогда раньше Сибилле не приходилось лежать на темно–зеленом бархате. Против воли она отметила разницу между благородным материалом и той кучей тряпья, что была у Пипы Рупы. Госпожа Фанглингер подергала тут и там желтенькие воланчики Сибиллы, нашла застежку на спине и быстро спустила платье с плеч. И поскольку Сибилла возмущенно колотила ногами, господин Фанглингер крепко прижал их к кушетке.

Гауни держался в стороне. Он не помогал ни родителям ни Сибилле. То ли он не мог решить, на чью сторону встать, то ли не хотел никого обидеть. А может быть он просто не выяснил вовремя, каким образом ему принять участие в этом жутковатом обыске?

Госпожа Фанглингер водила своей красивой ухоженной рукой по спине девочки. Сибилла молчала. Она крепко держалась за свою птичку и вспоминала руку старой Пипы Рупы, которая тоже водила по ее спине два часа тому назад. Рука эта была жесткой и шершавой и пахла дымом. И еще одну руку вспоминала сейчас Сибилла — руку Фридолина. Иногда во время прогулок по городу эта рука опускалась на ее плечо, как тяжелая птица, которой захотелось сообщить что–то важное. А мамина рука была как цветок или как снежинка. Рука госпожи Фанглингер была мягкой и приятно пахла, но она ложилась на худенькое тело Сибиллы такой тяжестью, какой легла бы, наверное, тюремная решетка. Ее прикосновение обжигало. Сибилла закричала: «Оставьте меня в покое! Дело не в крыльях, все идет изнутри!» И внезапно до нее дошел смысл этих слов. «Вы совсем ничего не понимаете. Я хочу домой! Пустите меня!» Она наконец вырвалась. И почувствовала, что может перепрыгнуть через широкий поток, как через ничтожный ручей. Она посвистела на ухо озадаченному Гауни и вдруг совершенно ясно поняла, что не имеет с жильцами второго этажа ничего общего.