Льюис Кэрролл - Аня в Стране чудес

«Я наверно знаю, что я не Ада, — рассуждала она. — У Ады волосы кончаются длинными кольчиками, а у меня кольчиков вовсе нет; я убеждена также, что я и не Ася, потому что я знаю всякую всячину, она же — ах, она так мало знает! Кроме того, она — она, а я — я. Боже мой, как это все сложно! Попробую-ка, знаю ли я все те вещи, которые я знала раньше. Ну, так вот: четырежды пять — двенадцать, а четырежды шесть — тринадцать, а четырежды семь — ах, я никогда не доберусь до двадцати! Впрочем, таблица умножения никакого значения не имеет. Попробую-ка географию. Лондон — столица Парижа, а Париж — столица Рима, а Рим… Нет, это все неверно, я чувствую. Пожалуй, я действительно превратилась в Асю! Попробую еще сказать стихотворение какое-нибудь. Как это было? „Не знает ни заботы, ни труда…“ Кто не знает?»

Аня подумала, сложила руки на коленях, словно урок отвечала, и стала читать наизусть, но голос ее звучал хрипло и странно, и слова были совсем не те:

«Я убеждена, что это не те слова, — сказала бедная Аня, и при этом глаза у нее снова наполнились слезами. — По-видимому, я правда превратилась в Асю, и мне придется жить с ее родителями в их душном домике, почти не иметь игрушек и столько, столько учиться! Нет, уж решено: если я — Ася, то останусь здесь, внизу! Пускай они тогда глядят сверху и говорят: „Вернись к нам, деточка!“ Я только подниму голову и спрошу: „А кто я? Сперва скажите мне, кто я. И если мне понравится моя новая особа, я поднимусь к вам. А если не понравится, то буду оставаться здесь, внизу, пока не стану кем-нибудь другим“. Ах, Господи! — воскликнула Аня, разрыдавшись. — Как я все-таки хотела бы, чтобы они меня позвали! Я так устала быть одной!»

Тут она посмотрела на свои руки и с удивлением заметила, что, разговаривая, надела одну из крошечных белых перчаток, оброненных Кроликом.

«Как же мне удалось это сделать? — подумала она. — Вероятно, я опять стала уменьшаться». Она подошла к столу, чтобы проверить рост свой по нему. Оказалось, что она уже ниже его и быстро продолжает таять. Тогда ей стало ясно, что причиной этому является веер в ее руке. Она поспешно бросила его. Еще мгновенье — и она бы исчезла совершенно!

«Однако, едва-едва спаслась! — воскликнула Аня, очень испуганная внезапной переменой и вместе с тем довольная, что еще существует. — А теперь — в сад!» И она со всех ног бросилась к двери, но — увы! — дверца опять оказалась закрытой, а золотой ключик лежал на стеклянном столике, как раньше. «Все хуже и хуже! — подумало бедное дитя. — Я никогда еще не была такой маленькой, никогда! Как мне не везет!»

При этих словах она поскользнулась, и в следующее мгновенье — бух! — Аня оказалась по горло в соленой воде. Ее первой мыслью было, что она каким-то образом попала в море. «Ведь в таком случае, — сказала она про себя, — я просто могу вернуться домой поездом». (Аня только раз в жизни побывала на берегу моря и пришла к общему выводу, что, какое бы приморское место ни посетить, все будет то же: вереница купальных будок, несколько детей с деревянными лопатами, строящих крепость из песку, дальше ряд одинаковых домов, где сдаются комнаты приезжающим, а за домами железнодорожная станция.) Впрочем, она скоро догадалась, что находится в луже тех обильных слез, которые она пролила, будучи великаншей.

«Ах, если бы я не так много плакала! — сказала Аня, плавая туда и сюда в надежде найти сушу. — Я теперь буду за это наказана тем, вероятно, что утону в своих же слезах. Вот будет странно! Впрочем, все странно сегодня».

Тут она услыхала где-то вблизи барахтанье и поплыла по направлению плеска, чтобы узнать, в чем дело. Сперва показалось ей, что это тюлень или гиппопотам, но, вспомнив свой маленький рост, она поняла, что это просто мышь, угодившая в ту же лужу, как и она.

«Стоит ли заговорить с мышью? — спросила себя Аня. — Судя по тому, что сегодня случается столько необычайного, я думаю, что, пожалуй, эта мышь говорить умеет. Во всяком случае, можно попробовать». И она обратилась к ней: «О Мышь, знаете ли вы, как можно выбраться отсюда? Я очень устала плавать взад и вперед, о Мышь!» (Ане казалось, что это верный способ обращения, когда говоришь с мышью; никогда не случалось ей делать это прежде, но она вспомнила, что видела в братниной латинской грамматике столбик слов: мышь, мыши, мыши, мышь, о мыши, о мышь!)