В. Медведев - Баранкин, будь человеком!

«Дождался, Баранкин!» – подумал я про себя, прислушиваясь к звукам, долетевшим из-за куста. Судя по всему, там шли последние приготовления к штурму куста сирени: звякали флаконы, шуршали коробки для упаковывания бабочек, доносились страшные вопросы и еще более ужасные ответы.

– Зиночка, а если махаон (то есть Костя Малинин) попадет в сачок, можно его за крылья брать?

– Ни в коем случае! Нужно, чтобы у бабочки были непотертые крылья… Приготовьте морилки! Нина, у кого булавки для накаливания?..

– У меня.

– Приготовь булавки!

– Ой, я боюсь!

– Катя! Возьми булавки ты!.. Зоя, веди наблюдение!

– Я и так веду!..

– Все готовы?

– Всссе! – зашипели девчонки, как змеи.

– Открыть морилки!

Морилки были открыты – в воздухе запахло табаком. Кто-то громко чихнул. Кто-то сказал: «Ой, я боюсь!» Одна девчонка обожглась о крапиву и заойкала. На нее все зашикали. Раздался треск осторожно раздвигаемых сучьев. Вопросы:

– Где они?

– Вон они!..

– Где? Не вижу! На нижней ветке, что ли?

– Да нет! Выше!

– Выше?

– Ниже!

– Еще ниже! Правее! Теперь левее! Вон сухой лист, а рядом две бабочки!..

– Ой, девочки! Действительно!..

– Тише вы там!

Шорох раздвигаемых веток усилился, и раскрасневшееся лицо Фокиной, исцарапанное и покрытое паутиной, показалось в самых дремучих зарослях сирени; глаза, как у безумной, забегали по листьям.

– Ну, что там, что там, что там?.. – зашипели со всех сторон девчонки.

– Ничего… – сказала Зинка Фокина растерянным голосом.

Конечно, если бы Зинка Фокина повнимательней пригляделась к тому месту, на котором она сама, своими глазами, несколько минут назад видела двух бабочек, то она при желании могла бы заметить двух маленьких черненьких муравьев, вцепившихся всеми шестью лапами в шероховатую кору сирени, но Зинке Фокиной было не до муравьев. Она еще раз пошарила печальными глазами по веткам и, глубоко вздохнув, произнесла:

– Как сквозь землю провалились… Никого!

– Как это – никого?.. А мы кто такие? – прошептал один муравей другому.

Голубоглазый муравей рассмеялся, пошевелил усиками и стукнул лапой по плечу муравья с темными глазами.

Черноглазый муравей посмотрел на расстроенное лицо Зинки Фокиной, тоже пошевелил усиками, но ничего не сказал.

– Не может быть! – прошептала Зинка Фокина. – Я же своими глазами видела… Не могли же они сквозь землю провалиться!.. – Она еще раз обшарила весь куст мокрыми от слез глазищами и сказала: – Черт побери! Вот черт побери!

– Ругается! – обрадовался голубоглазый муравей (это был, конечно, Костя Малинин). – Ругается! – сказал он, потирая лапы. – Зин-зинзинка Фокина чертыхнулась два раза! Вот здорово!

Костя подкрутил свои усики, хлопнул муравья с черными глазами по спине (это был, конечно, я, Баранкин!) и весь затрясся от беззвучного смеха.

Зинка Фокина сделала шаг назад. Ветки со свистом сомкнулись, и мы с Костей остались одни на раскачивающемся сучке сирени.

– Урра! – сказал Костя Малинин. – Опасность воздушного нападения миновала! Отбой!

Костя Малинин радовался, он радовался как человек, то есть он радовался как муравей, избежавший смертельной опасности, когда он был еще мотыльком. Его веселый муравьиный голос напоминал сигналы электрического зуммера.

Хотя я тоже, как и Костя, избежал смертельной опасности и успел вовремя превратиться в муравья, но я не очень-то радовался: ведь если мы успели превратиться в муравьев, то мы с таким же успехом могли превратиться и в трутней. А от муравьиной жизни я абсолютно не ждал ничего хорошего, поэтому я не стал разделять Костиных восторгов, а мрачно сказал:

– Эх, Малинин! Что ты наделал, Малинин!

– А что я? – прозудел весело Малинин. – Что я, по своему желанию уснул, что ли? Это же закон природы!

– Да я не про закон природы! Я говорю: «И зачем мы только из-за тебя превратились в муравьев, а не в трутней?»

– Если бы тебе гро-зи-зи-ло попасть в коллекцию, стал бы ты очень выбирать, в кого тебе превратиться…

Я на это ничего не сказал Малинину, потому что в его словах, безусловно, была доля правды.

– И вообще, Баранкин, – продолжал Костя, трутни – это ведь вроде муравьев, только с крыльями, а нам с тобой крылья ни к чему, мы с тобой налетались уж на этих крыльях. Давай уж лучше уползем-зем-зем от всего света под землю, в муравейник. Уж там мы с тобой никого не встретим – ни юннатов, ни отличников, ни кошек, ни воробьев…

– Очень ты спрячешься в муравейнике, – налетел я на Малинина: его глупые рассуждения меня просто разозлили. – «Уползем-зем-зем»!.. Ты что, не знаешь, что ли, что муравьи – это самые-самые трудящиеся насекомые на всем свете? И что их каждый день заставляет работать, этот, как его, инстинкт?