— Это настоящая тревога! Там внизу кто-то есть! Они уже подходят к лестнице!
Мы быстро притворили решетчатую дверь, а Освальд, сохраняя полное самообладание, нашел в связке ключ с биркой «комната миссис С.», вставил его в замочную скважину и дважды повернул. Теперь решетка была заперта, и никто посторонний не мог войти в нашу секретную лабораторию.
После этого мы, почти не дыша, затаились в углу комнаты рядом с камином, где нас невозможно было увидеть.
Несколько долгих секунд прошли в абсолютной тишине. Алиса впоследствии утверждала, что она тогда слышала, как сердце Освальда колотилось от страха, но я могу вас заверить, что это было всего лишь тиканье его карманных часов. Безнадежно замолчавшие после «ремонта», которому их подверг Дикки в свою бытность Людовиком Шестнадцатым, они как раз накануне пошли вновь, что в сложившейся ситуации было совсем некстати. Я не берусь описать наше тогдашнее самочувствие, скажу только, что если уж мы и впрямь задолжали Судьбе за чудесную находку, каковой безусловно являлся Закордонный Дом, то именно в эти мучительные мгновения наш долг был уплачен сполна.
Ибо на лестнице ДЕЙСТВИТЕЛЬНО раздавались шаги. И голоса. Я отчетливо разобрал слова «со всеми современными неудобствами» и «десять минут ходьбы до ближайшей станции».
Сомнений не оставалось — суд вынес окончательный вердикт, и старый дом обрел наконец хозяина, который осматривал теперь собственные владения.
Мы совершенно перестали дышать из боязни быть обнаруженными.
Шаги неумолимо приближаться. Вот они проследовали по коридору и замерли перед решетчатой дверью.
— Здесь, похоже, была детская, — произнес мужской голос. — А, черт, закрыто! Насколько я понял со слов поверенного, ключи должны были находиться в холле.
Разумеется, он говорил о связке ключей, которая лежала на каминной полке на расстоянии вытянутой руки от нас. Я до сих пор не могу понять, что тогда заставило Ноэля вытянуть руку и дотронуться до ключей, но факт остается фактом. (Поэты вообще склонны к совершению безумных поступков. Кто-то из древних — Вергилий или Лукреций, не помню точно — однажды сказал, что поэтический дар подобен гвоздю, глубоко вбитому в голову человека и засевшему там навсегда. А глубоко вбитый в голову гвоздь, как вы сами понимаете, просто не может не повредить человеку мозги). Тяжелая связка ключей упала на каминную плиту перед очагом — этот звук и сейчас еще стоит у меня в ушах.
Затем наступила пауза, которая показалась нам невыносимо долгой, и наконец послышался голос второго человека.
— Там кто-то есть, — сказал он.
— Взгляните на этот верстак, — откликнулся его спутник. — Как вы думаете, чья это работа? Могу поклясться, здесь дело нечисто. Я не удивлюсь, если узнаю, что в доме орудует банда мошенников. Но сейчас там никого нет. Ключи, должно быть, сдуло сквозняком.
«Ключи сдуло сквозняком» — это были его собственные слова. Сам бы я до такого никогда не додумался. Они продолжали разговор вполголоса, но мы уже не очень прислушивались, поскольку наши мысли в тот момент были заняты другим — мы все разом вспомнили о законах Соединенного Королевства. Если бы даже нам удалось доказать, что мы не являемся настоящими фальшивомонетчиками, мы все равно оставались отъявленными нарушителями права владения, и здесь у нас не было ни малейших шансов отвертеться от ответственности.
— Нет, — услышали мы голос одного из мужчин, — сейчас нельзя идти за полицией. В наше отсутствие бандиты могут вернуться и уничтожить все следы своей деятельности. Пока их здесь нет, надо пробраться в комнату и завладеть самыми важными уликами. Потом будет что предъявить на суде. Давайте попробуем; замок в двери слабый, мы наверняка сможем его сломать.
Если бы вы знали, до чего это неприятно, когда против вас начинают собирать улики, чтобы затем предъявить их в суде! Притом еще вы не знаете, какое наказание вас ждет за подделку денег и учтет ли судья то, что вы занимались этим не с целью наживы, а только ради игры.
Мы обменялись тревожными взглядами.
Двое мужчин снаружи начали трясти и раскачивать дверь. До той поры мы ни разу не испытывали на прочность запирающий решетку замок, и теперь нам оставалось лишь гадать, как долго он сможет выдерживать этот натиск.
Нервы наши были напряжены до предела, а что касается Ноэля, то он, бедняга, свихнулся окончательно. Вероятно, здесь сыграла свою роль книга, которую нам за завтраком читала няня. В ней говорилось о восьмилетнем мальчике, игравшем на скрипке и сочинявшем собственную музыку. И вот наш чрезмерно впечатлительный братец не нашел ничего лучше, как выступить сейчас со своей интерпретацией утренней истории.
Читать дальше