Игорь Востряков: Золотое сечение (сборник)

Однажды комар попал в такой густой лес, что пролетая между деревьями, ободрал себе уши.

Однажды ворона наткнулась на такой редкий лес, что пролетев сотни миль, свалилась без памяти, так и не найдя ни одного дерева.

Крыса ходила с автоматом наперевес по царству мышей и расстреливала всех, кто попадался ей навстречу.

Однажды она увидела только что родившегося мышонка. Не раздумывая, крыса прицелилась и нажала на спусковой крючок. Капли алой крови оросили зеленую траву, а одна капелька попала на автомат убийцы. В тоже мгновение крыса почувствовала неимоверную тяжесть. Будто ей в лапы, вместо легкого автоматического оружия кто-то вложил многотонный танк. Именно эта тяжесть опрокинула ее на спину и придавила к земле. Крыса не могла даже пошевельнуться. Вся крысиная армия, прибежавшая на ее крики, попыталась снять автомат с крысиного живота, но все было напрасно.

— Господи! — взмолилась крыса. — Помоги мне! Чем я провинилась перед тобой? За что ты так жестоко наказал меня?

— Тебя придавила к земле, пролитая тобой, капелька крови невинного младенца! — ответил Создатель. — Она так тяжела, что даже мне не под силу оторвать ее от земли!

— Что же мне делать? — прошептала крыса, почти теряя сознание.

— Заслужить прощение!

— Как?

— Поклясться самой верной клятвой, что больше никогда не возьмешь в лапы никакого оружия! Что никогда, во веки веков, не прольешь ни капли живой невинной крови!

— Я клянусь! Самой верной, самой чистой клятвой клянусь сделать это! — шепнула крыса и в тоже мгновение почувствовала, что стало легче дышать.

Горошина провертела дырочку в пакете, а котором куда-то несли ее с другими, точно такими же горошинами и, не раздумывая, прыгнула вниз. Она упала на что-то жесткое и покатилась, подгоняемая ветром. Шло время. Потому что время всегда идет. А ветер катил ее по жизни куда-то. Она даже ни разу не оглянулась и не задумалась. Катилась себе и катилась.

— Кому какое дело до меня, в конце концов! — раздраженно думала горошина, потому что характер от безостановочной гонки по жизни совершенно испортился.

И вот однажды, ветер подогнал ее к мусору, лежащему у дороги. Она лицом к лицу столкнулась с первым в ее жизни мужчиной. Правда, он был женат на лохматой и довольно неопрятной грязи.

— Мне что за дело до этого, — думала горошина, — я молодая и красивая, и он, кажется, влюблен в меня!

И вдруг в ее жизнь ворвался ливень. Шумный, теплый. Горошина просто потеряла голову, от ворвавшегося в ее жизнь нового мужчины. Ливень, как пришел, так и ушел. И вскоре горошина почувствовала, что в ней зреет что-то. Она пополнела, подурнела и похорошела одновременно.

— Кра-а-ак! — лопнула кожица, а из под нее выглянул крепкий, зеленый ребенок.

Он тут же ухватил ручками мусор, ножками толкнул грязь.

— Я тут не при чем! — закричал мусор, потому что грязь принялась дергать его за усы.

А ребенок смеялся и рос, и вскоре стал взрослым гороховым кустом, высосав из мамы горошины все жизненные соки. Но на это никто не обратил внимания, потому что из больших созревших стручков, уже сыпались вниз молодые горошины. Их тут же подхватывал ветер жизни и катил куда-то. Они катились даже ни разу не оглянувшись и не задумавшись, куда же они катятся в конце концов?

Что с них взять? Молодость легко растрачивает годы и только старость бережет каждое мгновение ускользающей жизни!

Войдя в спальную комнату, неопрятный мужской халат увидел, что его жену, беленькую ночную рубашку, обнимает грубый свитер.

— Что это такое, дорогая? — закричал халат. — Как это понимать?

Увидев халат, свитер упал на пол и притворился вязаным ковриком.

— Ах! — воскликнула беленькая ночная рубашка, заламывая рукава. — Какой ты странный! Здесь никого нет! Неужели ты веришь своим близоруким глазам больше, чем словам своей любимой жены? Откуда здесь взяться постороннему мужчине?

— И в самом деле, откуда? — пробормотал халат и пошел бриться.

Однажды зайцу встретился такой высокий фонарь, которому приходилось нагибаться, чтобы разглядеть свои ботинки.

Однажды возле аптеки стоял такой маленький уличный фонарь, которому приходилось кричать: «Я здесь!». Он боялся, что ему наступят на голову.