Владимир Бондаренко: Пять забавных медвежат

Поймает рыбку, выкинет на берег. Съедят её медвежата, похвалят:

— Молодец! Это по-братски. Давай, давай. Ты ловишь, мы едим, это по-братски. Давай, давай.

И так до самого вечера, пока не накормил Ивашка всех пятерых. Наелись медвежата, Иле в лукошко рыбки добавили. Сказали:

— Вот теперь, Ваня, ты можешь и себе поймать. Мы не жадные. Рыбы в речке много, лови знай.

— Нет уж, хватит с меня, досыта наловился.

В берлоге у медведицы родился зимой медвежонок, назвала она его Филей. Пока был в лесу снег, прятался Филя в шерсти на груди у матери, грудь её сосал. А как растаял снег, стала медведица на охоту уходить, медвежонок оставался дома один.

Сидит он один раз у берлоги и думает: «Дай на речку схожу, водички похлебаю».

Пришёл. Только было к воде потянулся, смотрит, а из воды глядит на него маленький косматый медвежонок, глазёнки круглые, нос шалашиком.

— Как ты туда попал? — спросил Филя.

А медвежонок глядит на него из воды, губами шевелит, а не говорит ничего.

— Ты, наверное, выйти хочешь? — догадался Филя.

— Выходи, я тебе не помешаю. Я вправо отшагну… Речка большая, есть где разойтись нам с тобой.

Отковылял Филя вправо, потянулся к воде, смотрит, а из воды к нему тот же самый медвежонок тянется, маленький, косматый, глупый-глупый.

— Ты зачем сюда пришёл? — говорит ему Филя. — Я же тебе сказал, что я вправо пойду, я, а не ты, а тебе нужно было там выходить, где мы с тобой встретились. Ну раз уж ты пришёл сюда, выходи здесь, а я на старое место вернусь, там попью.

Вернулся Филя, наклонился над водой, смотрит, а тот медвежонок, что в речке был, тоже сюда пришёл.

— Экой ты непонимайка, — сказал ему Филя. — Ну зачем ты сюда пришёл? Я же тебе сказал, что я на старое место пойду, я, а не ты, а ты пришёл зачем-то. Но уж коли пришёл, здесь выходи, а я пойду на пенёчке посижу, подожду тебя. Я попить успею.

Отошёл Филя от речки, сел на пенёк, сидит, ждёт, когда глупый медвежонок из воды выйдет, а он всё не выходит и не выходит.

— Опять, — говорит Филя, — поди, напутал чего-нибудь, не так меня понял. Может, он ждёт, когда я попью, чтобы потом вылезти. Ладно, так и быть, попью я.

Слез Филя с пенёчка, подкосолапил к речке, наклонился с берега, смотрит, а из воды глядит на него всё тот же медвежонок и губы красным язычком облизывает.

— Опять ты здесь, — удивился Филя. — Такая большая речка, а мы с тобой разойтись не можем. И всё потому, что ты — глупый, не понимаешь меня… Ну вот что, ты выходи, а я домой пойду. Слышишь? Домой пойду. День большой, успею ещё попить, по тропинке к берлоге и хвалил самого себя:

— Правильно я сделал, что ушёл. Не уйди я, этот глупый медвежонок ещё утонет, задохнётся в воде. От глупых, от них, говорят, всего ожидать можно.

Жили по соседству два медведя — медведь Спиридон и медведь Лаврентий. У медведя Спиридона всегда для всех двери открыты. Всех он привечает, всех угощает.

— У меня, — говорит, — есть, значит, у всех есть. По-следнее отдам. А если у меня нет, то уж не судите: и рад бы последнее отдать, да отдавать нечего — у самого нет.

И как говорил, так и делал. Добудет что, половину сам съест, а половину знакомым раздаст. На следующий день опять добывать идёт. Смеётся, бывало, над ним медведь Лаврентий:

— Не экономный ты какой, Спиридон. Не раздал бы вчера своего барана, он бы тебе сегодня как пригодился: не надо было бы никуда ходить. Лежал бы себе в берлоге да почёсывался, как я вон. Ты же не солнце, всех не обогреешь.

Да, медведь Лаврентий, тот совсем иначе жил. Никогда никого не привечал, никогда ничем не делился. Скуповат был.

— Всё, что есть у меня, — говорил он, — это моё. Сегодня мне не надо, а завтра, может, и пригодится. Не одним днём живём. Смекать надо.

И в другом разнились медведи. Медведь Спиридон, тот ух какой уважительный был. Позовёт его кто помочь, никогда не откажет. И работает всегда на совесть. А медведь Лаврентий, тот нет, тот зря силу свою не расходовал.