Эсфирь Эмден: Конец оловянного генерала

— Что же вы сделали? — задохнувшись, крикнул Сережа. — Моя сестра там осталась!

Человек в бесцветном плаще обернулся и посмотрел на Сережу. Ух, каким ледяным взглядом он смерил его с ног до головы!

— А не все ли тебе равно? — сказал он наконец.

— Как вы можете так говорить! Ведь она там одна осталась!

— Думай только о себе, — холодно отчеканил человек в бесцветном плаще и зашагал дальше. — Дом с волшебными окнами уже близко, — глухо сказал он не оборачиваясь.

И тут Сережа увидел, как за деревьями что‑то засияло, заискрилось, заблестело. Какой дворец стоял там! Весь в хрустальных узорах, весь в переливах звезд!

За окнами сверкала елка, и Сереже показалось даже, что мама стоит на крыльце в своей теплой серой шубке и машет ему рукой…

— Мама! — Сережа так и кинулся к ней.

Но вдруг в ушах у него зазвенело. С треском, с хрустом, со звоном рассыпался на кусочки дворец. И вот уже нет ничего, а все еще что‑то дребезжит и скрипит — это издевается, хохочет незнакомец.

От этого смеха Сереже стало так страшно, что он даже зажмурился и закричал:

— Таня, где ты? Я иду за тобой!

А когда он открыл глаза, человека в бесцветном плаще уже не было и только почему‑то раскачивались верхушки великанов — елей.

А Таня прыгала на той стороне, похлопывая варежками.

— Танюшка, это ты? — радостно закричал Сережа. — Никуда не уходи, я сейчас переведу тебя!

— Только скорей, — крикнула Таня, — холодно!

— А мне почему‑то стало теплее, — сказал Сережа.

Тут дети услышали знакомый стук топора, и им сразу стало веселее.

— Дедушка Морозко, ау! — крикнула Таня.

А Морозко уже шел по лесу, топоча своими подшитыми валенками, и вез за собой санки, полные блестящих, покрытых инеем дровишек. А на дровишках лежали две длинные тонкие жердочки.

— Дедушка Морозко! — снова крикнула Таня. — Смотри, у нас мостик провалился!

— А я‑то что ж, — ворчливо отозвался Морозко, — а я тут при чем?

— Дедушка, постыдитесь! — сказал Сережа. — Что вам стоит! Дайте мне эти жердочки!

— Ну, а я что ж, не даю? — покряхтев, сказал Морозко.

Сережа быстро перекинул жердочки через овраг, а Морозко подул на них, и жердочки сразу превратились в крепкий ледяной мостик.

— Что, хороша работка? — похвалился Морозко.

Сережа молча кивнул головой, и оба они протянули Тане руки.

— Ишь ты, как замерзла! — посочувствовал Морозко, когда Таня с их помощью перешла мостик. — Садись‑ка теперь в мои санки, а ты, милый, помоги сестренку везти.

Таня забралась в санки. Сережа и Морозко взялись за веревку, и санки понеслись по ледяной дорожке.

— Карр! Карр! — закричала, свесив голову, ворона. — Харроший старрикан! Харроший!..

— Заморожу! — крикнул Морозко замахиваясь.

И ворона с испуганным карканьем улетела.

А в конце дорожки, меж высоких снежных елей, показался бревенчатый приземистый дом.

Вот санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге.

— Добро пожаловать, гости! — сказал он грубым голосом.

Санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге.

А из‑за медведя осторожно выглядывала остренькая рыжая мордочка.

— Здравствуте, миленькая девочка! — сказала лисичка. — Входите, входите, пожалуйста. Ой, мои бедненькие, как вы озябли! А у нас тепло — тепло. Входите, мои золотые!

Санки оставили у крыльца, и Морозко, Сережа и Таня вошли в медвежий дом.

А у медведя в доме и правда было очень тепло. В большой печке потрескивали дрова, и отсветы огня плясали на темных бревенчатых стенах. А по стенам был развешан всякий нужный в хозяйстве бобыля инструмент: пила — одноручка, топор, рубанок. Сережа сразу заметил их и с интересом смотрел на медведя. На нем большой рабочий фартук. Что же он мастерит?

А Михайло Иваныч как только впустил гостей, так сейчас же ушел в угол и принялся за работу. Он подчищал рубанком длинные белые палки с загнутыми концами. От. палок хорошо пахло свежим деревом.

— Лыжи! — сказал Сережа. — Вот здорово! Михайло Иваныч лыжи делает!

Сережа с уважением смотрел на медведя и так и не отходил от него. И Таня примостилась тут же на лавочке.

— Михайло Иваныч, — а вы только лыжи делаете? — спросил Сережа.

Медведь помолчал, подумал.