Александр Романов - Приключения Бориски и его друзей

А рябине с пушистыми цветами — не все равно. И Машеньке… И мне…»

— Ладно, — сказал он друзьям, — раз кольцо захотело потеряться — пусть остается. Когда я расскажу маме, как все это было, она купит в магазине другое. Только и всего. Пойдемте.

— Нам очень жаль, что так получилось, — сказали Сорока и Машенька. — Мы еще поищем его завтра и послезавтра…

— Ни к чему искать того, кто непременно хочет потеряться, — возразил Бук. — Бориска правильно придумал, — пусть его мама купит в магазине другое кольцо. Пошли!

— Я полечу вперед, выбирать самый прямой и удобный путь к реке, — сказала Сорока.

— Лети, — согласился Бук, — только не очень быстро, чтобы мы все время могли тебя видеть…

— А знаете, — заговорил Бориска, когда друзья подходили к реке, — кольца мне ни капельки не жаль — оно неживое. А жаль, что почти никто на склоне уже не помнит рябину с пушистыми цветами. Она еще совсем недавно жила там… Отчего так могло получиться?

— Брось, — возразил Бук. — Рябину не забыл черный дятел. Наверное, помнят о ней и дрозды, улетевшие в другое место. А мы, твои друзья?.. Ведь теперь и Машенька, и Сорока, и я — знаем о рябине с пушистыми цветами.

— Когда возвращусь домой, я скажу так: о тебе все-все помнят на твоей родине. А кроме того, теперь о тебе будут помнить и мои лесные друзья, правильно?

— Не забудь рассказать, как ты видел, куда уходит ночевать солнце, и как мы спасали его.

— Стоп, стоп… — насторожилась Машенька. — Мы, кажется, уже подходим к реке. Сорока, ты внимательно смотришь? На берегу никого нет?

— Посмотри сама, — обиделась Сорока. — Мы уже почти на берегу.

— Действительно, — сказала Машенька, осматривая зализанный волнами берег с реденькими островками кустов около кромки воды. — Повеселимся? — предложила она и, спрыгнув с обрыва, кувырком покатилась по рыхлому, еще не просохшему после дождя песку.

— Догоню! — закричал Бориска, бросившись за Машенькой, и поехал вниз сначала на животе, а потом на боку.

— Дети расшалились, — сказал сам себе Бук. — На них напало веселье. С чего бы это? Мне почему-то нисколько не хочется кувыркаться. Может быть, я старше их? — И он не торопясь — прыг-скок да прыг-скок — тоже стал спускаться с обрыва.

— Иди, поплаваем! После дождя вода всегда бывает теплой-претеплой! — крикнул ему Бориска. Он уже почти разделся. Под обрывом лежали его ботинки, поближе к воде — чулки, а возле куста — курточка и штанишки с синими лямочками.

— У меня что-то голова болит… — соврал Бук. — Я боюсь переохладиться в реке.

Сказав так, Бук очень удобно улегся в Борискином расшнурованном ботинке.

— Не заплывай далеко, — сказал он Бориске из ботинка, — река глубокая. Если ты начнешь тонуть, то у меня может не хватить сил тебя спасти.

— Ты говоришь, словно мой папа, — отозвался Бориска уже из реки. — Папа тоже всегда боится, что я утону. Забывает, как я хорошо плаваю. Лучше его!

— Лежи, лечи свою голову, — сказала Машенька. — Я ни за что не дам Бориске утонуть, даже если он сам этого захочет.

— Так, так… — подтвердила Сорока, прыгая вдоль берега и разглядывая выкинутые волной скорлупки раковинок. — Машенька может переплыть без остановки реку десять раз подряд. Она плавает так же легко, как я — летаю.

— Все равно, — сказал Бук, — не смей уплывать дальше чем на двадцать шагов.

— Не смею… — засмеялся Бориска и, подпрыгнув, глубоко нырнул.

— Я перестану с тобой дружить! — заволновался Бук, выскочив из ботинка.

Но Бориска не слышал его. Они с Машенькой ныряли, плескались, и щекотали друг друга, и радовались так громко, что в этой радости тонули все возмущенные возгласы Бука.

— Кхе, кхе… — закашлял Бук, почувствовав, как голос его куда-то делся. И — замолчал.

— Что случилось? — спросил, подплывая, Бориска. Оказалось, молчание он услышал лучше, чем крики. — У тебя очень болит голова?

— Я выкричал тебе весь голос, — прошептал Бук. — Теперь во мне осталось только одно шептание — и ничего больше. И поэтому я не хочу дальше дружить с тобой.

— Ах ты мой хороший! — сказал Бориска. — Неужели ты рассердился так сильно, что нашей дружбе конец?

— Еще бы, — уже не прошептал, а просипел Бук. — Я рассердился так здорово, что сильнее редко бывает. И — надолго.

— А простить меня ты сможешь?

Бук отрицательно помотал головой.