Редьярд Киплинг: Книга Джунглей (сборник)

На Берклей-Сквере Томлинсон скончался в два часа.

Явился Призрак и схватил его за волоса.

Схватил его за волоса, чтоб далеко нести,

И он услышал шум воды, шум Млечного Пути,

Шум Млечного Пути затих, рассеялся в ночи,

Они стояли у Ворот, где Петр хранит ключи.

«Восстань, восстань же, Томлинсон, и говори скорей,

Какие добрые дела ты сделал для людей.

Творил ли добрые дела для ближних ты иль нет?»

И стала голая душа белее, чем скелет.

«О, – так сказал он, – у меня был друг любимый там,

И если б был он здесь сейчас, он отвечал бы вам».

«Что ты любил своих друзей – прекрасная черта,

Но только здесь не Берклей-Сквер, а Райские Врата.

Хоть с ложа вызван твой друг сюда – не скажет он

ничего,

Ведь каждый на скачках бежит за себя, а не двое за

одного».

И Томлинсон взглянул вокруг, но выигрыш был

небольшой,

Смеялись звезды в высоте над голой его душой.

А буря мировых пространств его бичами жгла,

И начал Томлинсон рассказ про добрые дела.

«О, это читал я, – он сказал, – а это был голос молвы,

А это я думал, что думал другой про князя из Москвы».

Столпились стаи добрых душ, как будто голубки,

И загремел ключами Петр от гнева и тоски.

«Ты читал, ты слыхал, ты думал, – он рек, – но такой

рассказ мне не мил.

Во имя плоти, что ты имел, отвечай мне, что совершил!»

И Томлинсон взглянул вперед, потом взглянул назад,

Был за его плечами мрак, и он стоял у Врат.

«Я так ощущал, я так заключил, а так говорили мне,

А так писали, что кто-то писал про кого-то в чужой

стране».

«Ты читал, заключал, ощущал – добро! Но в райской

тишине,

Среди высоких, ясных звезд, не место болтовне.

О, не тому, кто у друзей взял речи напрокат

И в долг у ближних все дела, от Бога ждать наград.

Ступай, ступай к Владыке Зла, ты мраку обречен,

Да будет вера в Берклей-Сквер с тобою, Томлинсон!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Его от солнца к солнцу вниз та же рука несла

До пояса Печальных Звезд, близ Адского жерла.

Одни, как молоко, белы, одни красны, как кровь,

Иным от черного греха не загореться вновь.

Держат ли путь, изменяют ли путь, никто не отметит

никак

Горящих во тьме и замерзших давно, поглотил их

Великий Мрак.

А буря мировых пространств язвила его, как врага,

И он стремился на Адский огонь, как на свет своего

очага.

Черт восседал среди толпы погибших темных сил,

И Томлинсона он поймал и дальше не пустил.

«Не знаешь, видно, ты, – он рек, – цены на уголь, брат,

Что, пропуск у меня не взяв, ты лезешь прямо в Ад.

Внуков Адама я – лучший друг, не презирай меня,

Я дрался с Богом из-за него с первого же дня.

Садись, садись сюда на шлак и расскажи скорей

Всё злое, что за много лет ты сделал для людей».

И Томлинсон взглянул наверх и увидал в ночи

Замученной в Аду звезды кровавые лучи.

И Томлинсон взглянул к ногам, и там, как страшный бред,

Горел замученной звезды молочно-белый свет.