Владимир Сисикин - Сыщик

— Хорошо, — согласился начальник. — Овчаренко, выполняйте.

— Есть! — откликнулся Руслан, завел мотоцикл и, откинув полог коляски, сказал Маше: — Сидай. Держись крепче.

Мотоцикл взревел, и они помчались.

— По маши-инам! — донеслось до них со двора Школы.

Никогда в жизни Маша не ездила так быстро! Встречный ветер выжимал из глаз слезы, а шелковистые ушки Маши тянулись за ней горизонтально, как флажки, и, казалось, испуганно лопотали: «Ой, оторвемся, ой!». На поворотах шины визжали, пассажирку прижимало то к одному, то к другому борту коляски, и Маше всё время хотелось зажмуриться. Но она заставляла себя глядеть в небо, потому что там вот-вот мог появиться аэростат с пленником. Ион появился!

Мутно-серая точка в голубом прорыве между облаками!

— Вот он! — воскликнула Маша.

— Где? — задрал голову Овчаренко. Не нужно было этого делать!

Мотоцикл врезался в ограду сквера. Водитель и пассажирка перелетели через нее — хорошо, что ограда оказалась невысокой, — и шлепнулись на мягкий газон.

— О-ох! — крякнул Овчаренко.

— Ай! — пискнула Маша.

Бегемот Дуся поливал из шланга цветы. Он повернул свою большую умную голову и долго смотрел на каких-то двоих, которые появились неизвестно откуда да еще разлеглись на траве.

— Это порядок? — спросил Дуся сам себя, подумал и ответил: — Это непорядок. Эй, не фулюганни-чайте! Не видите, что ли?

В землю была воткнута палка, а к палке прибита фанерка с надписью:

— А мы ходим? — спросил Руслан.

Дуся смотрел-смотрел, думал-думал и признал:

— Нет. А что вы делаете?

— Мы лежим.

— Ага. — Бегемот удовлетворенно кивнул, повернул фанерку. На той стороне было обозначено:

— В следующий раз будете знать, как фулюга… А Руслан с Машей уже стояли на четвереньках!

— Мы не ходим и не лежим, — заявили они. Бегемот Дуся смотрел-смотрел, думал-думал и вытащил из необъятного кармана еще одно объявление:

— Теперь попались, фулюганы, — сказал Дуся, направляясь к нарушителям.

— Ты по чему идешь? — быстро спросил Руслан.

— По газону, а что?

— Штраф, вот что!

Дуся долго и трудно размышлял и наконец жалобно протянул:

— У меня с собой столько нету. Только три копейки на газировку.

— Вот придешь до дому, — строго сказал Овчаренко, заводя мотоцикл, — и заплатишь себе штраф. Я проверю.

Маша хихикнула:

— И квитанцию не забудь выписать.

Руслан и Маша помчались дальше на мотоцикле, хотя то, на чем они теперь сидели, мотоциклом можно было назвать с большой натяжкой. Фара разбита, руль скособочен, коляска погнута так, что похожа на консервную банку, которой целый день играли в футбол, переднее колесо «восьмерило» и лихорадочно колотилось, просясь на волю. Вся эта груда металлолома гремела, звенела, плевалась дымом, чихала, стреляла и тряслась беспрерывной дрожью, отчего у седоков колотились зубы, а в глазах двоилось, троилось и четверилось.

Город кончился, выскочили на шоссе, и вдали показалась серо-синяя полоска реки.

— О-о-о… ста… станови… о-о-о-гля-глядимся!

— Не-не-не-нельзя, — крикнул Руслан, тоже заикаясь от тряски, — бо-боюсь, не заведемся!

— Во-во-вон они ле-ле-летят! Сворачивай! Овчаренко круто свернул на кочковатый пустырь, заросший бурьяном. Тряска усилилась.

Таща по земле бледную тень, медленно снижаясь, летательный аппарат тянул к реке.

Овчаренко прибавил газу. Что-то, сверкнув, оторвалось от мотоцикла и пропало в траве. Мотор взревел с утроенной силой.

— Ой! Вы-выхлопная тубра… турба оторвалась! — крикнула Маша.

Буду я за ка-каждой же-же-железкой оста-ста… — ответил Руслан.

— Ко-ко-ко-ко-ко! — вдруг панически завизжала Маша. — Ко-ко-ко-ко-о! О! О! О!

Овчаренко скосил глаза и понял: «Коляска отрывается!».

— Пы-пы-пы-пы, Машка! — заорал он. — Пыргай на за… ой… е-енье!

Маша сообразила, что Овчаренко приказал: «Прыгай на заднее сиденье!». Она так и сделала.

Коляска с хрустом оторвалась, помчалась прочь и спряталась за кустом. Тотчас, оттолкнувшись от кочки, словно от трамплина, переднее колесо вырвалось на свободу и в два прыжка исчезло впереди.