Павел Калмыков - Лето разноцветно-косолапое

Одуванчиковый пух, конечно, не снег, а если и «фу», то не в плохом смысле, а в том смысле «ф-ф-фу-у-у», что его сдувать можно. Можно просто пускать стайки пушинок по ветру, но ещё лучше соревноваться, кто на кого сдует больше пуха. Тут равных не было губачонку Бхалу. И немудрено — вон у него какие губы дудочкой! Даже вдвоём Тедди и Умка не могли его передуть. Помогла Панда: подкралась к Бхалу сзади и закрыла ему рот ладошкой, а Тедди с Умкой дружно дунули — и наконец-таки запорошили всю рыжую мордашку пухом.

— У-у-у, нечестно! — возмутился Бхалу. — Все на одного! И всё равно я вас больше наодуванил.

Тем временем Аксинья Потаповна сидела, прислонившись спиной к раскорявистой берёзе, и радовалась на резвящихся детей. Запрокинула голову, чтобы почесать темечко о шершавый ствол, и увидела на ветке над собой длиннохвостую пестрогрудую птицу. Кукушка!

— Кукушка, кукушка, спела бы что-нибудь, — попросила медведица.

— А годы тебе не накуковать? — вопросом ответила кукушка.

— Да я, собственно, только до пяти считать умею, — призналась Аксинья Потаповна.

— Думаешь, тебя на больше хватит? — усмехнулась кукушка. — Совсем кукукнулась на старости — чужих сорванцов воспитываешь. Умные птицы, как я, для себя живут, птенцов другим подкидывают. Ничего я тебе не накукую!

— Что спорить, ты всё равно не поймёшь, — повела плечом медведица. — Вон, послушай, жаворонок поёт — у него дети, у него и песня. А у тебя на душе одни «ку-ку»…

Пожала плечами и кукушка. Действительно, не поняла.

Умка от игры упарился и улёгся отдыхать.

— Однако снегу хочется, — вздохнул он.

— Что такое «снег»? — спросил Бхалу.

— Белый, чистый, свежий, — мечтательно зажмурился Умка.

— Мокрый, — добавил Тедди, который видел снег только по весне, когда он тает.

— Холодный-холодный, — добавила Панда. (Уж панды знают, что такое снег, потому что не спят зимой.)

— Бр-р-р! — передёрнулся Бхалу. — Не хочу холодный. Люблю юг: тепло, фрукты сладкие, деревья высокие, птицы яркие, солнце спинку припекает…

— Не рассказывай, — взмолился Умка. — От твоего юга у меня мурашки по спине.

— Так ты бы встал с муравейника, — посоветовала Аксинья Потаповна.

Умка вскочил, стал отряхиваться и вычёсываться, а Бхалу обрадовался:

— Муравейник! Вкуснятина!

— Подожди, — сказала Аксинья Потаповна. — Сейчас я покажу, как лакомиться муравьиной кислотой. Нос в муравейник совать не следует, а то муравьи залезут в ноздри и покусают. Надо облизать лапу…

Медведица облизала переднюю лапу и положила её на муравейник. Беспокойные чёрные насекомые засуетились пуще прежнего, пытаясь как-нибудь избавиться от тяжёлой лапы — если не спихнуть, то уж прогнать укусами.

Вот они кусают, а мне не больно, — поясняла медведица. Кожа толстая. Зато лапа становится кисленькая. — И она с наслаждением снова вылизала свою лапу, заодно проглотив парочку зазевавшихся Муравьёв. — Понятно?

— У-у-у, не так, не так, — Бхалу просто дрожал от нетерпения. — Пустите меня, пустите!

Аксинья Потаповна посторонилась:

— Ладно, покажи ты.

И Бхалу показал искусство настоящего медведя-губача. Набрал в себя побольше воздуха, да как начнёт дуть на муравейник! Щепочки, веточки да и сами муравьи полетели кувырком от такого урагана. Ещё один выдох — и обнажилась сокровенная внутренность муравейника, где кипела аварийная работа: муравьи-няньки и спасатели старались унести куда-нибудь большие белые личинки. Вот эти-то личинки губачу и нужны. Бхалу вытянул свои губы-трубы и принялся, как пылесос, вбирать в себя мелкую добычу. И притом жужжа, и урча, и пыхтя на всю округу. Насосал полный рот, почавкал, почавкал, отплюнул попавшиеся деревяшки и зажмурился — так ему было вкусно.

— Вку-у-уфно! — сказал Бхалу.

(Вот отчего шепелявят медведи-губачи: у них во рту широкая щель между передними зубами — как раз для таких вот «пылесосных» фокусов. И ноздри плотно зажимаются, чтобы муравьи не заползали.)

— У нас на Ланке большие муравейники, — похвастался Бхалу. — А есть ещё термитники, каменные, мы их когтями расцарапываем: раз, раз, раз! Термиты толстые, ещё вкуснее Муравьёв.

(Вот зачем губачам длинные крепкие когти: специально для разорения термитников.)

— Ну вот что, — строго сказала Аксинья Потаповна, — не знаю, как там у вас на Ланке, а на Камчатке муравейник — драгоценность. Разорять больше не дам, ни-ни! Разве что только лапу накислить.