Александр Якубенко - Волшебные перья Арарахиса (c иллюстрациями)

Уже ночь. Ноль часов тридцать минут, как говорят по радио. Все в доме спят. Дедушка тоже притомился и лег раньше обычного.

Один я не могу уснуть. Ворочаюсь с боку на бок. И все думаю, думаю…

Думаю о дедушкиной беде.

Мой дедушка — учитель рисования. Он и сам пишет картины. Вот и сейчас в углу его комнаты стоит мольберт с неоконченной картиной.

Ребята любят деда и охотно остаются у него после урока. Если, конечно, дедушкин урок последний и не надо ждать другого учителя.

Дедушка тогда рисует разные смешные вещи: оживший пароход с трубкой в зубах, избушку на журавлиных ножках, бабу-ягу, играющую на балалайке.

Потом дед раздает свои рисунки ребятам на память.

Иногда дедушка рисует забавные картинки для собственного удовольствия.

Однажды вечером дед нарисовал меня.

Деду я сразу пришелся по душе. Он поглядел на меня, прищурился и одобрительно крякнул.

В это время в коридоре зазвонил телефон. Дедушка положил карандаш на стол и вышел из комнаты.

И тут чистая случайность перевернула всю мою судьбу.

Нарисуй дедушка рядом со мной еще одного-двух человечков, я, возможно, и не подумал бы уходить с листа.

Но дед их не нарисовал. Я был один. Совсем один, как перст.

Мне стало грустно. Не с кем было поговорить, посоветоваться, посмеяться. Даже поплакать.

В одиночку это было невозможно.

И я стал потихоньку освобождаться от бумаги.

Как мне это удалось — долго рассказывать. Было трудновато! Приходилось следить, чтобы башмаки, ухо или палец не остались случайно на бумаге. Тогда пиши пропало! Представляете себе, каков бы я был без уха и пальца? Да и таких красивых башмаков я бы, наверное, не нашел.

Когда дедушка вернулся в комнату, я успел спрятаться за толстую книгу. И стал глядеть — что будет дальше.

А дальше было вот что.

Дед подошел к столу и увидел, что меня нет. Вместо меня на листе бумаги осталась аккуратная дырка.

Дедушка удивился. Потрогал пальцем дырку. Приподнял бумагу, заглянул под стол и вздохнул. Потом заговорил сам с собой:

— Глазам не верится! Куда же это он девался? Нет, нельзя столько лет жить в одиночестве! Ум за разум начинает заходить. Надо будет показаться доктору!

Тут я почувствовал, что мне пора объявиться. Я вылез из-за книги, стал перед дедушкой и сказал:

— Вот он, я!

Дедушка вздрогнул от неожиданности. Он опустился в кресло и взялся рукой за сердце.

Я подбежал к другой дедовой руке, лежавшей на столе, и ухватил дедушку за палец:

— Дедушка! Не пугайся! Можно я останусь здесь жить? Мне так скучно одному на бумаге!

После этих слов дедушка, наверное, понял, что имеет дело со смышленым человеком. Дед успокоился и сказал:

— Значит, и тебе тоскливо в одиночестве? Кто бы мог подумать! Ну, если так, давай жить вместе!

И мы стали жить вместе.

У дедушки были самые разные ученики. Были одаренные, были и неспособные.

Из одаренных вырастали настоящие художники.

Из неспособных, хотя и прилежных, художники не получались. Но даже их дед умел приохотить к рисованию. Человека от березы на их рисунках вполне можно было отличить. Кошку от коровы — тоже. Если же совсем рядом были нарисованы дом и милиционер, то дом всегда был выше милиционера.

А в этом году случилось что-то странное. В классе собрались, как на подбор, одни ленивцы. На уроке они вели себя вполне пристойно. Не шумели, не озорничали. Но зато и ничего не делали.

Дедушка корил ребят и убеждал, сердился и рисовал забавные картинки. Ничего не помогало!

От всего этого дед стал сильно уставать. И даже захворал.

Моя рисованная голова просто раскалывалась от желания помочь дедушке. Но я ничего не мог придумать. И друзья не могли посоветовать. Уж на что умный наш Фунтик, и тот не мог предложить ничего путного.

Не так давно я познакомился со Знайкой. Знайка живет в толстой книге на книжной полке у дедушки и нередко спускается ко мне на письменный стол потолковать о том о сем.

Я поведал Знайке о дедушкиной беде. Знайка сказал, что подумает об этом деле и в одну из ближайших ночей даст мне знать.