Александр Дорофеев - Солдатские сказки

— А ты, служивый, царя-то видал?

— Видать не видал, — говорит солдат, — а слыхал, будто бы справедливый. И нашим братом солдатом не брезгает!

Так они шли, шли да уткнулись в забор высокий. За ним, видать, большая изба-пятистенок. Постучали в ворота. Сразу собаки взъярились. Вот и весь привет.

Ну, солдат, не долго думая, перемахнул через забор-то. Только на ноги поднялся, видит — два страховитых пса подлетают. То ли волки, то ли медведи — хищная такая, злодейская помесь! Еле успел саблю выхватить. Махнул с присвистом и зарубил зверей — двух одним ударом.

Огляделся, ворота отпер:

— Заезжай, Ванюша! Хоть и не по сердцу мне эта избёнка, а всё от ночи-ненастья схоронимся.

Как взошли на крыльцо, отворилась тяжёлая дверь, сильно скрипучая. Навстречу им старуха.

Солдат поклонился:

— Здравствуй, бабушка, приюти дорожных людей до рассвета, — говорит. — А коли не откажешь, так поужинаем.

Но старуха скрипит да скрежещет пуще двери:

— Нечего тут, негде тут, — и норовит с крыльца спихнуть, — Некуда, незачем!

Солдату такая сердечность хуже вражьей пули.

— Не взыщи, барышня! — и отодвинул бабку в сторону. — Придётся, Ванюша, самим поглядеть, что тут совершается…

Заходят они в горницу. На лавке в углу пригожая девушка сидит, приветливо глядит.

— Собери, красавица, на стол, — улыбается солдат. — Не даром просим, за деньги! Уже животы подвело.

Заворковала девушка, как голубка-горлица, и руками взмахивает — то на печку, то на сундук указывает.

— Видать, сирота немая, — догадался солдат.

Поднял он печную заслонку и вытащил знатного жареного гуся. Открыл сундук, а там, чего только нет, всякие разносолы — и заедки, и напитки, видимо-невидимо. Не только что двое, а две дюжины сыты будут.

Знатно отужинали солдат с царём. Ещё бы слаще было, кабы старуха не бранила девушку.

— Чего гыркаешь? — спрашивает солдат. — Кто она тебе?

— Нищенка, сирота приблудная! — ярится старуха, — Дармоедка безгласная, подрезали уж язычок-то ей, так ещё бы и руки обкоротить!

— Ну, добрая бабушка! — поднял солдат тяжёлый кулак. — Это птичка Божия в твоём курятнике! Поласковей с ней!

Огляделся солдат, нету ли где перин, да вдруг сердце ему подсказало, что лучше будет на чердаке заночевать. Поднялись они с царём по приставной лесенке.

— Вижу, Ванюша, крепко ты сморился, — говорит солдат. — Ложись, а я покараулю — мало ли, какие тут крысы.

Молодой царь лишь головой соломы коснулся, сразу и уплыл во сны далёкие. А солдат приютился возле чердачного лаза с саблей наголо. Тоже умаялся, носом клевал, но ухо востро держал.

И вот слышит среди полночи — свист, шум, ворота крякнули. На дворе верховые толкуют.

— Куда девку-то девать?

— Да запри в чулан, некогда возиться!

А тут, слыхать, и старуха из дома выкатилась:

— Нагрянули лешаки! — скрипит ведьма, — Тишку и Мышку порубили. Хозяевали, как у себя запазухой.

«Вещее моё сердце! — ахнул солдат. — Подсказывало — не добрый это дом, а разбойничье логово!»

Приник к чердачному оконцу и видит — трое мужиков-разбойничков, лохматые да могучие, словно вековые ели.

— Где ж они, эти мерзавцы? — спрашивает самый дюжий. — Сейчас кровью зальются!

Старуха тычет кривым пальцем на чердак:

— Спят лешаки без задних ног…

Душегуб, что помладше, гогочет:

— Эх, братцы, сладкие, верно, сны перед смертью!

— Сперва поужинаем, — говорит средний, — А уж потом развяжемся с ними! На голодное-то брюхо скучно убийствовать!

Прошли они в горницу. Сели за стол. Пируют, вопят, бранятся, мирятся. Скоро все захмелели.

Старший саблю вытащил:

— Время гостей проведать!

Идёт через сени, слышит — храпят незваные на чердаке. Царь и правда спит, как младенец, — беды не чует. А солдат хорошо притворяется, — всхрапывает, что есть мочи, в две ноздри. Но уже саблю занёс над чердачным лазом.

Разбойник-то без всякой опаски по приставной лесенке взбирается. И только голова показалась в проёме, солдат её, словно кочан капусты, саблей смахнул.

— Ну, — перекрестился он, — одним меньше!

В горнице два разбойника всё гуляют — вино пьют да песни поют. Вспомнили, наконец, о старшем. Поднялся из-за стола средний, прихватил кинжал.

— Наливай, сейчас ворочусь!

Идёт по сеням, от стены к стене шатается. А лестница крута — пыхтит разбойник, срывается, да вновь лезет. Едва выставил голову на чердак, как отведал солдатской сабли. Даже не понял, что случилось, — застыла дурная улыбка на роже, будто только что золотой украл.