Александр Дорофеев: Солдатские сказки

Ну, где же, спрашивается, солдатам сказки-то рассказывать?

Да пожалуй — где придётся! Такая уж солдатская доля. И в походе, и в окопе, и у костра на привале, и в дозоре, и на койке в лазарете, и даже при затяжном прыжке с парашютом. Вот и получаются сказки — то длинные-предлинные, а то и совсем коротенькие.

Солдат, известно, шилом бреется, дымом греется. Где коза прошла, там и он пройдёт.

У солдата на всё ответ есть. И куда ни попал — всюду ему дом. Солдатская голова, как под дождичком трава. Недаром в песне поётся: солдатушки — бравы ребятушки!

В бою-то он скор, да сказывает неторопливо. Так, что каждому слову — почёт и уважение.

Негоже спешить. Быстрее пули всё равно не скажешь. А коли прервёт злодейка, найдётся, будьте уверены, другой рассказчик — продолжит не хуже, на свой манер. И непременно со счастливым концом.

Да, батюшки и матушки, солдат — человек казённый. Он и на том свете служит. В раю в барабан бьёт, чтобы ангелы не дремали. А в аду костяным кулаком чертей гоняет — учит уму разуму.

Как говорится, солдат промеж неба на земле — Богу свеча, государю слуга. Если он близко, кланяйся ему низко…

Некоторое царство, вроде государства, кое-как расположилось. Куда ни глянь, — сплошь болота, трясины непролазные. И дороги, понятное дело, все кривы да окольны, в буераках, ухабинах.

Кто в столицу едет, тому, если удача, три года пути. Ну, а другой раз так заплутаешь, что и за десять лет не обернёшься. Бывало выезжали молодые мужики, а возвращались стариками — жёны их еле признавали.

Вот и вернулся один такой бедолага в свою деревню. Глядит — хозяйка-то его уже померла, а дети повыросли. Двое ещё при нём народились — Иван да Василий. А третий, младший, совсем незнакомый. Эдакий, как бы сказать, малый юныш по имени Семён.

Погоревал бедолага, порадовался. Проснулся на другое утро, а в голове вдруг развесёлая мысль — проложить через топи и болота дорогу с тремя мостами калиновыми, чтобы пешему по ней не более месяца пути, а конному и недели хватало.

Взялись за работу всей семьёй, и так споро дело пошло, будто давно поджидало. Соскучилось дело, и само теперь поторапливало.

Вытянулась дорога ровная да прямая, как оглобля, с тремя мостами выгнутыми, точно коромысла. Не только что проехать, а и просто со стороны любо-дорого поглядеть.

Двинулся народ из конца в конец по новой-то столбовой дороженьке. А отец наказал братьям послушать, о чём путники толкуют. Спору нет — интересно!

Сидит старший Иван под первым калиновым мостом. Василий — под вторым. Ну, а малый юнош Семён — под третьим, самым гнутым. Не просто слушает, а кашу варит, проезжих угощает.

Всякий пеший или конный похваливает строителей. А для них каждое доброе слово — уже награда! И столько их было сказано, что души у братьев веселились, как малые дети на ярмарке.

К ночи прохожих поубавилось. Хотел было Иван домой бежать, как заслышал тихие шаги и такую дивную речь:

— Эх, что за мост! Чудный мост! Любое желание исполню для того, кто его строил…

Тут-то Иван и выглянул из-под моста. Видит — ветхий мужичок, кривоватый, вроде серпа, а лицом светел и длинная борода серебрится.

— Будь здоров, батюшка! — говорит Иван. — Это шутка или ты взаправду — о желании-то?

— Какие шутки! — усмехается мужичок в бороду. — Только загадывай…

— Вот бы мне денег, чтоб на целый век хватило!

— Ну, пустяки, — и достаёт, откуда ни возьмись, лопату. — Где ни копнёшь, братец, всюду тебе золото явится…

Так оно и получилось. Пока шёл Иван домой, выкопал дюжину канав, и в каждой неминуемо — по пуду золотых червонцев. Всю ночь собирал.

А ветхий мужичок взошёл тем временем на второй мост и прояснел лицом пуще прежнего:

— Ах, какой мост!!! Сам под ноги стелется! Вот бы встретить того, кто его возвёл! Любое желание исполню!

Брат Василий уж дремал, а тут, конечно, пробудился, выскочил из оврага.

— Неужто, батюшка, любое? — продирает глаза.

— Да не сомневайся!

— Вот кабы хлеба мне на целый век!

Мужичок протягивает пригоршню зёрен:

— Посеешь, братец, и хватит урожая не только тебе, но внукам-правнукам твоим.

И верно. У самого дома Василий обронил три зёрнышка, так на утро поднялось целое поле спелой пшеницы.

Ну, а ветхий мужичок свой путь меряет. К третьему мосту — самому высокому — подошел. Глядит, не налюбуется, и сияет, словно месяц в ночи: