Хью Лофтинг: Приключения доктора Дулитля

Другие заметили у попугая слезы на глазах — от радости, что он снова видит родную страну.

Вдруг Доктор спохватился, где цилиндр; его унесло в море во время бури. Дэб-Дэб отправилась его искать и скоро увидела, что он плавает по морю, как игрушечный кораблик, а в нем сидит мышка.

— Что ты тут делаешь? — спросила утка. — Тебе велено было оставаться в Грязеводске!

— Я не хотела отставать от вас, — сказала мышка. — Мне хотелось посмотреть, какая такая Африка. У меня здесь есть родственники. Я спряталась в багаже, и меня принесли на корабль вместе с морскими сухарями. Когда корабль стал тонуть, я очень испугалась — я плохо плаваю. Я плыла, пока могла, но скоро выбилась на сил и думала, что вот-вот утону. Как раз в эту минуту подплыла шляпа старика. Я вскочила в нее, потому что мне не хотелось утонуть.

Утка, схватила цилиндр вместе с мышкой и принесла его Доктору на берег. И все столпились посмотреть, в чем дело.

— Эго называется «сокровище», — сказал попугай.

Пока они отыскивали для белой мышки местечко в чемодане, где она могла бы путешествовать с удобством, обезьянка Чи-Чи вдруг воскликнула:

— Тише! Я слышу шаги в лесной чаще.

Животные замолчали и стали прислушиваться.

Вскоре из леса вышел черный человек и спросил их, что им тут нужно.

— Мое имя Джон Дулитль, Д. М., — оказал Доктор. — Меня пригласили приехать в Африку лечить больных обезьян.

— Все вы должны явиться к Королю, — сказал чернокожий человек.

— К какому Королю? — спросил Доктор, которому не хотелось зря терять время.

— К Королю Джолигинки, — ответил незнакомый человек. — Все эти земли принадлежат ему; и всех чужестранцев приводят к нему. Идите за мной.

Они взяли свой багаж и пошли вслед за ним по лесной чаще.

По маленькой тропинке, через густую чащу леса дошли они до большой просеки; на ней стоял сделанный из глины дворец Короля.

В нем жил Король с Королевой Эрминтрудой и сыном, Принцем Бумпо. Принца не было дома — он ловил в реке лососей. Король и Королева сидели под зонтиком у входной двери. Королева Эрминтруда дремала.

Когда Доктор подошел к дворцу, Король спросил, кто он такой. И Доктор рассказал ему, зачем он приехал в Африку.

— Тебе нельзя путешествовать по моим землям, — сказал Король. — Много лет тому назад белый человек пришел в эти места. Я хорошо принял его. Но он накопал ям в земле, чтобы достать золото, и убил всех слонов, чтобы забрать их клыки; а потом тайком уехал на своем корабле, не сказав даже «спасибо». Больше ни один белый человек но посмеет путешествовать по стране Джолигинки.

Король обернулся к одному из чернокожих людей, стоявших около него, и сказал:

— Возьми этого лекаря со всеми его зверями и запри в мою самую крепкую тюрьму!

Шестеро чернокожих людей увели Доктора и всех его любимцев и посадили в каменную башню. В башне, высоко в стене, было только одно маленькое окошко с решеткой, а дверь была тяжелая и прочная.

Все они приуныли, а поросенок Гёб-Гёб стал плакать. Но Чи-Чи пообещала его отшлепать, если он не перестанет визжать, и он притих.

— Мы вое здесь? — спросил Доктор, когда немного привык к тусклому свету.

— Должно быть, все, — сказала утка и стала считать.

— Где же Полинезия? — спросил крокодил. — Его здесь нет.

— В самом деле? — сказал Доктор. — Посмотрите хорошенько. Полинезия! Полинезия! Где ты?

— Должно быть, удрал, — буркнул крокодил, — Это на него похоже. Уйти тайком в лес, когда друзья в беде!

— Я не такого сорта птица, — сказал попугай, вылезая из заднего кармана Докторова сюртука. — Видите, я такой маленький, что могу пролезть через решетку этого окна, и я боялся, что меня вместо тюрьмы, посадят в клетку. Пока Король был занят разговорами, я влез Доктору в карман, и вот я здесь! Это называется «военная хитрость», — добавил он, разглаживая клювом свои перышки.

— Ну! — воскликнул Доктор, — Счастье твое, что я на тебя не сел!

— Теперь слушайте, — сказал Полинезия, — сегодня вечером, как только стемнеет, я вылезу в окно через решетку и полечу к дворцу. И — вы увидите — я заставлю Короля выпустить нас из тюрьмы.

— Как же ты это сделаешь? — сказал Гёб-Гёб, сморщив нос и снова принимаясь плакать. — Ты ведь только птица!