Элвин Уайт - Паутина Шарлотты

Уилбер покраснел. Он стоял, не шевелясь, и старался выглядеть как можно лучше.

— Этот великолепный поросенок, — продолжал голос, усиленный репродуктором, — воистину красавец. Дамы и господа, взгляните на него! Обратите внимание, какой он гладкий и белый, посмотрите, какая щетина — ни единого пятнышка, какое здоровое розовое сияние исходит от ушей и рыльца!

— Это все пахта, — шепнула миссис Эрабл миссис Зукерман.

— Посмотрите, как он весь лучится! Вспомните тот день, когда слово «сияющий» ясно проступило в паутине. Откуда могла появиться эта таинственная надпись? Не паук же ее соткал в самом деле, тут не может быть сомнений. Пауки ловко плетут паутину, но излишне говорить, что писать пауки не умеют.

— Конечно, не умеют, куда им, — пробормотала себе под нос Шарлотта.

— Дамы и господа! — продолжал голос из репродуктора. — Не хочу долее занимать ваше внимание. От имени устроителей ярмарки имею честь вручить специальный приз в размере двадцати пяти долларов мистеру Зукерману. Ему также вручается бронзовая медаль тонкой работы с соответствующей надписью в Знак нашей искренней благодарности за ту роль, которую сыграл этот поросенок — сияющий и безропотный красавец-поросенок — в привлечении столь большого числа посетителей на нашу замечательную окружную ярмарку.

В продолжение всей длинной хвалебной речи Уилбер чувствовал, что голова у него кружится все сильнее. Когда раздался новый взрыв аплодисментов и радостные выкрики, он внезапно потерял сознание. Ноги его подкосились, в голосе стало пусто, и он рухнул на землю без чувств.

— В чем дело? Зукерман, что там у вас происходит? — вопрошал громкоговоритель. — Что стряслось г вашим поросенком?

Эйвери присел около Уилберовой головы и стал его поглаживать. Тут же суетился мистер Зукерман, обмахивая Уилбера своей шляпой.

— Все в порядке! — крикнул мистер Зукерман. — С ним иногда так бывает — просто он очень скромный и не выносит похвал.

— Послушайте, но мы же не можем вручить приз мертвому поросенку, — сказал репродуктор. — Такого никогда еще не бывало.

— Он не мертвый! — завопил Зукерман. — Он просто в обмороке. Это он от смущения. Лерви, сбегай, принеси воды!

Лерви спрыгнул с судейской площади и исчез.

В этот момент Темплтон высунул голову из соломы. Совсем рядом с собой он увидел кончик Уилберова хвостика. Темплтон ухмыльнулся. «Это по моей части», — хохотнул он. Он ухватил хвостик зубами и впился в него изо всех сил. От боли Уилбер пришел в себя. В следующее мгновение он вскочил на ноги.

— Ой-ой-ой! — закричал он.

— Ура! — взревела толпа. — Он очнулся! Поросенок очнулся! Молодец Зукерман! Ну и поросенок! — Толпа ликовала. Больше всех был счастлив сам Зукерман. Он с облегчением вздохнул. Темплтона никто не заметил. Он отлично сделал свое дело.

Член жюри с призами в руках поднялся на трибуну. Он вручил мистеру Зукерману две десятидолларовых бумажки и одну пятидолларовую. Потом он надел Уилберу на шею медаль. Потом пожал руку мистеру Зукерману, а Уилбер стоял и краснел. Эйвери тоже протянул руку, и судья пожал ее. Толпа приветствовала их радостными криками. Фотограф сфотографировал Уилбера.

Радость переполняла и Зукерманов, и Эраблов. Для мистера Зукермана это был один из прекраснейших моментов его жизни. Ведь так приятно, когда тебе вручают приз на глазах у целой толпы.

Уилбера уже запихивали обратно в ящик, как вдруг появился Лерви. С ведром воды в руках он прорывался сквозь толпу. Вид у него был безумный. Не мешкая ни секунды, он поднял ведро и рванулся к Уилберу, намереваясь окатить его. От волнения он промахнулся и обдал холодной водой мистера Зукермана и Эйвери. Вода текла с них ручьями.

— Боже милостивый! — завопил насквозь промокший мистер Зукерман. — Спятил ты, что ли, Лерви? Не видишь, где я, а где поросенок?

— Вы же велели принести воды, — миролюбиво ответил Лерви.

— Но ведь не для того же, чтоб душ принимать! — возразил мистер Зукерман.

Толпа умирала от хохота. В конце концов рассмеялся и мистер Зукерман. Эйвери, разумеется, пришел в полный восторг и принялся кривляться и гримасничать. Он изображал, что моется под душем, корчил рожи, приплясывал и делал вид, будто намыливает под мышками. Потом он стал вытираться воображаемым полотенцем.

— Эйвери, прекрати сейчас же! Сию минуту перестань паясничать! — кричала мать.

Толпа с удовольствием глазела на Эйвери, который не слышал ничего, кроме аплодисментов. Ему представлялось, будто он клоун на арене, а вокруг — переполненные трибуны и все взоры прикованы к нему. Вдруг Эйвери заметил, что в ведре еще оставалось на донышке воды. Он схватил ведро, поднял его высоко в воздух и, кривляясь, опрокинул его на себя. Дети на трибунах взвыли от восторга.