Элвин Уайт: Паутина Шарлотты

В начале лета детям повсюду попадается что-нибудь, что можно съесть, выпить, пососать или пожевать. Стебли одуванчика полны сладкого молочка, в головках клевера таится нектар, а дома в холодильнике много вкусного холодного питья. Всюду, куда ни глянь, кипит жизнь — даже в прозрачной капле, застывшей на тонкой травинке: расковыряешь ее, а там сидит зеленый червячок. А если перевернуть лист картофельной ботвы, то увидишь ярко-оранжевые яички картофельного жучка.

В один прекрасный день в начале лета у гусыни вылупились гусята. Обитатели амбара отнеслись к этому как к большому событию. Когда оно совершилось, Ферн сидела на скамеечке. Шарлотта первой после самой гусыни узнала о долгожданном появлении гусят. Гусыня почувствовала приближение события накануне: она услышала тоненькие голоса, доносившиеся из скорлупы. Она знала, как ужасно тесно и неудобно гусятам внутри яйца и как им не терпится поскорее проклюнуть скорлупу и выбраться наружу. Поэтому она старалась поменьше двигаться и против обыкновения помалкивала.

Как только из-под гусыниных перьев высунулась первая серо-зеленая головка и стала осматриваться по сторонам, Шарлотта тут же это заметила и объявила во всеуслышание.

— Я полагаю, — сказала она, — всем нам весьма приятно будет узнать, что неустанный четырехнедельный труд и терпение нашей подруги гусыни вознаграждены и она может предъявить нам результаты своих усилий. Гусята появились на свет. Позволю себе принести самые искренние поздравления.

— Спасибо-спасибо-спасибо! — произнесла гусыня. Она кивала и кланялась, отбросив всякую скромность.

— Спасибо, — сказал гусак.

— Поздравляю! — закричал Уилбер. — А сколько вылупилось гусят? Я вижу только одного.

— Семь, — сказала гусыня.

— Прекрасно! — заявила Шарлотта. — Число семь приносит удачу.

— Удача тут ни при чем, — заявила гусыня. — Главное — правильная организация и упорный труд.

В этот момент Темплтон высунул нос из своего укрытия под Уилберовой кормушкой. Он бросил взгляд на Ферн и украдкой стал пробиваться вдоль стены поближе к гусыни. Все наблюдали за ним, поскольку его не очень-то любили и относились к нему с недоверием.

— Послушай, — заговорил он грубым голосом, — говоришь, у тебя семь гусят. А яиц-то ведь было восемь. Что случилось с восьмым яйцом? Почему из него никто не вылупился?

— Наверное, оно негодное, — ответила гусыня.

— И что ты собираешься с ним делать? — продолжал допрашивать Темплтон, не сводя с гусыни круглых бусинок-глаз.

— Можешь забрать себе, — отвечала гусыня, — можешь его укатить и присоединить к своей отвратительной коллекции. (Темплтон имел обыкновение подбирать на ферме всякие необычные вещи и тащить к себе. У него дома хранилось все на свете.)

— Конечно-конечно! — сказал гусак. — Можешь забрать яйцо. Но я хочу кое-что сказать тебе, Темплтон. Если я когда-нибудь увижу, что ты со своим грязным носом крутишься-рутишься-рутишься вокруг наших гусят, я задам тебе такую трепку, какую еще ни одна крыса не видывала. — С этими словами гусак взмахнул мощными крыльями и захлопал ими, демонстрируя силу. Гусак был крепкий и смелый, но по правде говоря, и он, и гусыня побаивались Темплтона. На то были свои причины. Темплтон не ведал ни стыда, ни совести, ни нравственных принципов, ни доброты, ни приличий, ни простого грызунского сострадания, ни раскаяния, ни высоких чувств, ни дружеского участия — ничего. Он мог запросто придушить гусенка, если был уверен, что это сойдет ему с рук. И гусыня знала это. Это знали все.

Своим широким клювом гусыня вытолкнула из гнезда невылупившееся яйцо, и Темплтон укатил его под негодующими взглядами всех присутствующих. Даже Уилбер был возмущен, а ведь он мог съесть практически что угодно. — Подумать только, забрать негодное, старое, тухлое яйцо! — пробормотал он.

— Крыса есть крыса! — сказала Шарлотта. Она залилась тонким серебристым смехом. — Однако, друзья мои, если это старое яйцо когда-нибудь разобьется, жить в амбаре станет невозможно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Уилбер.

— Я хочу сказать, что никто не сможет жить здесь из-за запаха. Тухлое яйцо — это самая настоящая бомба.

— Не бойтесь, не разобью, — огрызнулся Темплтон. — Я знаю, что делаю. Я с такими штуками все иремя вожусь. — Он уполз через подземный ход, толкая яйцо перед собой. Темплтон катил яйцо, подпихивая его то с одной, то с другой стороны, и в конце концов затолкал в норку под уилберовой кормушкой.