Вацлав Ржезач - Волшебное наследство

— Ты, сопляк, насмешки свои брось, — оборвал его шапочник. — Я был и остаюсь в своем доме, и к себе домой я имею право пускать лишь того, кто мне нравится. Я имею право и защищаться, если вижу, что в мой дом, вопреки моему желанию, рвутся наемные негодяи.

Корнет было вскочил, но, махнув рукой, опустился на стул со словами:

— Можете чваниться сколько влезет, от меня не убудет. В скором времени вам растолкуют ваши права. Я пришел от имени герцога купить для рейтаров шапок на зиму. Вы же устроили баррикаду да ко всему прочему еще и стреляли в меня. Благодарите судьбу, что промахнулись. Вы не будете разорваны лошадьми, хватит с вас и виселицы.

Тут шапочник распрямился как мог — молодцы продолжали выкручивать ему за спиной руки — и прокричал:

— В городе пока еще существует сенат и я являюсь его членом!

— Да, сенат еще существует, — повторил корнет с насмешкой, — и для герцога не будет ничего приятнее, если удастся отрубить у сената одну из его голов за откровенный бунт. Уведите его, не то он меня рассмешит, а мне предстоят еще важные дела. Привяжите к луке моего седла. И за дело!

Вытащив шапочника из мастерской, которую, если верить угрозам корнета, ему уже не суждено было увидеть, рейтары, как гласил приказ, принялись «за дело» — то есть начали грабить лавку, наполняя снятую с повозки парусину изделиями несчастного мастера Войтеха. Бандиты забрали не только зимние шапки, они обчистили лавчонку дочиста — в конце концов, там не осталось ничего, кроме опрокинутой мебели.

— А теперь не мешало бы и по дому пробежаться, — предложил один из грабителей.

— Ничего не выйдет, — остановил его корнет. — Все, что есть в доме этого бунтовщика, принадлежит герцогу, и, вынося приговор, он сам решит, как с этим поступить.

Однако сам корнет решил все-таки войти в дом. Миновав узкий темный коридор, он прошел во вторую комнату первого этажа, довольно просторную, служившую одновременно кухней и столовой. Здесь он обнаружил троих — кума Матея, Вита и экономку шапочника; они сгрудились около окна.

— А, мастер Матей Валха, — произнес корнет так, как будто эта встреча доставила ему удовольствие. Минуту помолчал, якобы размышляя, и сказал: — Не знаю, может, мне и вас следовало бы прихватить.

— Я виноват только тем, что в ту несчастную минуту мне случилось покупать шапку.

— Ну, положим, вам следовало бы попытаться удержать мастера Войтеха от безрассудства, но вам это и в голову не пришло. Ничего, в следующий раз дойдет черед и до вас, Матей Валха, если не будете вести себя разумнее, когда герцог изъявит желание испытать вашу верность.

Махнув рукой, корнет повернулся к выходу. Тут вперед выступил Вит и подбежал к офицеру.

— Что будет с папенькой?

У того уже вертелся на языке ответ, но, глядя в испуганные глаза мальчика, он ответил уклончиво:

— Не знаю, паренек. Это решает герцог, — и быстро вышел.

Вскоре Матей, Вит и экономка, а вместе с ними и все остальные обитатели Короткой улочки услышали крикливый голос офицера, отдавшего команду, и топот конских копыт. А потом горожане наблюдали, как одного из самых знатных горожан, сенатора, словно преступника, тащили привязанным к луке корнетова седла. Многие скрежетали зубами, кое-кто сжимал кулаки, кто-то сыпал проклятьями, некоторые женщины плакали, но на большее никто не отважился.

Пока не замер последний звук удалявшейся когорты, в комнате стояла тишина. Потом Вит громко разрыдался.

— Что они сделают с папенькой, крестный, скажите мне, что с ним будет?

Дернув правым плечом и потерев переносицу, Матей смущенно ответил:

— Не знаю, малыш. Будем надеяться, что ничего особенно плохого не случится.

— Ах, зачем только он это сделал, — всхлипывал Вит. — Разве не лучше было позволить им забрать, что они хотят?

Тут кум Матей взял мальчика за плечо и серьезно сказал:

— Малыш, мне очень жаль тебя, но ты должен собраться с духом и перенести случившееся как подобает мужчине. И главное, ты не смеешь упрекать отца за его поступок. По всему видно, что Войтех человек решительный, но, насколько я припоминаю, он никогда не совершал безрассудных поступков. Возможно, и на этот раз он вспылил только потому, что так считал нужным. Наговорил с три короба — хотел нас на свою сторону склонить, чтобы мы решились отпор дать, прогнать узурпатора и возродить былое могущество сената. В сущности, мальчуган, ты даже не представляешь, чем был в нашем городе сенат. Гарантией прав и свободы. Мы сами управляли, сами были себе и господа, и судьи. Наш город отличался самым справедливым устройством из всех известных мне устройств свободных городов. Все цеха, и сословия, и ремесла, кроме воров и людей, живущих вопреки человеческим и божеским установлениям, имели заступников в сенате.