Дромадер и Верблюша живут в Изумрудном городе не так давно. Их встретили в одном путешествии Дороти с сэром Кофусом и взяли с собой. А вот Трусливый Лев — старожил. Он любимец всего дворца — от Озмы до ее кухарки.
Пока я вам все это рассказываю, беседа под завтраковым деревом продолжается и делается все интереснее.
— А мне рассказывали, что Волшебник подарил тебе большой запас храбрости, когда ты с Дороти впервые пришёл в Изумрудный город, — сказал Верблюша, одновременно с опасением поглядывая на Лоскутушку, которая раскачивалась на завтраковом дереве вниз головой, зацепившись за ветку пальцами ног.
— Подарить-то он подарил, только этот запас быстро израсходовался. А больше у него самого нет. Он пробовал смастерить для меня искусственную храбрость, да что-то у него не заладилось.
Храбрость — это не картошка,
В огороде не растёт.
Где бы взять её немножко,
Коль своей недостаёт? —
пропела Лоскутушка и, неожиданно спрыгнув с дерева, приземлилась на спине Недоверчивого Дромадера. Она очень храбро прыгала, потому что руки-ноги и живот были у неё набиты ватой, так что переломы ей не грозили.
— Хочу предложить тебе одну скромную, но очень дельную мысль, — неторопливо начал Верблюша, втайне очень довольный, что Лоскутушка спрыгнула на спину его товарища, а не на его собственную.
— Ох ты мой миленький, за что я тебя люблю, так это за скромность! — воскликнула озорница, обнимая верблюда за шею. Но он, не обратив на её слова никакого внимания, невозмутимо продолжал:
— Я думаю, что храбрость проявляется не в чувствах, а в поступках. А поступки у тебя храбрые. Ну так и не обращай внимания на свои чувства!
— Легко тебе говорить! — воскликнул Лев. — Если бы ты хоть раз почувствовал такой страх, как я…
Лоскутушка спрыгнула на землю и громко запела:
Лёвик бедный весь дрожит,
В страхе зубками стучит,
На врага несётся робко,
Задаёт злодею трёпку,
И опять, в который раз,
Этот трус спасает нас!
Сильнолапый, пышногривый,
Славься, наш герой трусливый!
— Я думаю, что все дело в твоей гриве, — продолжала она. — С такой гривищей невозможно вести себя как трус, как бы ты ни боялся.
На что Дромадер ответил своим неизменным: «Очень сомневаюсь».
— Что-то в этом есть, — сказал Верблюша, тщательно пережёвывая клок зелёной травы.
— Не такая уж она у меня и пышная, — застенчиво заметил Трусливый Лев, расчёсывая гриву когтями. — Бывают и попышнее.
— Знаешь, что бы я сделала на твоём месте? — сказала Лоскутушка. — Я бы нашла какого-нибудь отчаянного храбреца и съела. Тогда вся его храбрость перейдёт к тебе.
— Сомневаюсь, — повторил Дромадер.
— А ты подумала о бедном храбреце? Думаешь, приятно быть съеденным? — с упрёком сказал Верблюша. — У тебя что, сердца нет?
— Конечно, нет! — весело крикнула Лоскутушка и побежала прочь по дорожке. — Зато у меня голова светлая!
Верблюша вздохнул и искоса посмотрел на Трусливого Льва. У того был отсутствующий вид — похоже было, что он глубоко задумался над советом тряпичной девочки. Минуты через две он встряхнул головой, простился с друзьями и удалился в дальний уголок сада. Ему надо было хорошенько поразмыслить.
Неужели он, самый знаменитый лев Страны Оз, так и будет всю жизнь называться трусливым? Нет! Надо что-то делать. Не отправиться ли ему в путешествие? Может быть, он встретит отчаянного храбреца и… Он не решился додумать эту мысль до конца. Но в совете Лоскутушки безусловно имелся смысл. Действительно, как ещё можно приобрести храбрость? Конечно, решиться на такое было нелегко. «Я никогда не смогу рассказать об этом Дороти, — грустно подумал он. — Но зато как она будет гордиться мной, когда я вернусь из путешествия храбрецом!»
Он так глубоко задумался, что и сам не заметил, как выскользнул из дворцового сада через незаметную боковую калитку и вышел к дороге из жёлтого кирпича. Однако он по дороге не пошёл, а свернул в придорожный лес и направился на юго-восток, в сторону Жевакинского округа. Там много густых лесов, а в них работает немало храбрых дровосеков. Лев почти решился: делать нечего, он выберет самого отчаянного храбреца из этих дровосеков и съест его — если придётся, вместе с топором. «Я проглочу его целиком, — думал он, — тогда ему будет не так больно». При одной мысли об этом его доброе трусливое сердце отчаянно забилось, и он подумал, не отказаться ли от ужасного замысла. Так он спорил сам с собой, а ноги сами несли его на юг. К тому времени, как дворцовые часы пробили восемь, он был уже на много миль южнее замечательного Изумрудного города.
Читать дальше