Анна Никольская - Про Бабаку Косточкину

И я пытаюсь её включить. Стараюсь по-честному, изо всех сил, но у меня не получается.

Перед глазами стоит Бабакина вдохновенная морда, и от этого мне ужасно смешно. Я просто еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.

— Что-то у меня не выходит, — говорю.

— Это потому, что у тебя в голове шлаки, — отвечает Бабака, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Шлаки?! — ужасаюсь я. — Шлаки??!!

— Мусор, которым вам в школе забивают голову. Ты же мальчик подпорченный, с червоточинкой.

— С червоточинкой? Бабаконька, что ты такое говоришь? — Я чуть не плачу.

— Ничего-ничего! Это дело поправимое. Сейчас ты у меня так взлетишь, что мало не покажется! А ну зажмуривайся! Зажмурился?

— Угу.

— А теперь представь, что ты не Костя, Косточкин.

— А кто?

— Ну, к примеру, мотылёк. Или воробышек. Главное, чтобы с крыльями.

— А можно я буду страусом?

Бабака открывает глаза и смеривает меня изучающим взглядом.

— Нет, для страуса ты мелковат. Да и потом, страусы не летают, а бегают и прячут голову в землю.

— А тогда можно я буду Карлсоном?

— Который живёт на крыше?

— Ну да.

— Тоже нет. У него пропеллер и кнопка на животе, а у тебя — матрас и пупочек. Надо исходить из своих реальных возможностей.

— Но фантазия же! Безграничная!

— Начни с малого — Москва не сразу строилась. Побудь для начала воробышком, пообвыкнись. И вообще, слушайся Бабаку. Она плохого не посоветует.

— А сама-то ты кто?

— Я-то? — Бабака самодовольно улыбается. — Я сегодня волоокая Шахразада. Я лечу на ковре из китайского шёлка, вся такая в чадре, и частые порывы юго-западного ветра мне не страшны.

— Понятно.

— А ты, кстати, маленький Мук. Мы, кстати, с тобой уже над Самаркандом летим. Видишь минареты вдали?

— Нет.

— Базарный люд уже сбирает… что-то там… — Бабака неопределённо поводит лапами по квартире. — Амударья и Сырдарья плещут волнами… А вон и Бухара на горизонте!

Я жмурюсь и вращаю зрачками как бешеный, но не вижу никакой Бухары.

— Чувствуешь дрожь и покалывание в подушечках пальцев?

— Угу, — киваю я, хотя ничего такого не чувствую. Просто я Бабаку не хочу расстраивать.

Ей эти полёты во сне и наяву, похоже, ужасно нравятся.

— Вот! — Бабака вздымает лапы над головой. — Это в тебя вливаются космические потоки! — кричит она вдохновенно. — Твой матрас-самолёт уже рвётся в полёт! Он дрожит и хрипит под тобой, словно сто сивоухих коней!

На самом деле матрас лежит себе полёживает на полу и ни в какой полёт не собирается. Но Бабаку же не переубедишь. Она уже в раж вошла.

— Полёт под облаками! Что может быть воздушней? Только в полёте живут самолёты! — кричит Бабака и яростно размахивает лапами. Это я по атмосферным колебаниям чувствую.

«Ну всё, — думаю, — рехнулась наша Бабака на почве домашнего ареста. Пора закругляться».

Я открываю глаза и поворачиваю голову вправо — туда, где сидит Бабака. Но никакой Бабаки справа нет. Я судорожно озираюсь: нет её и слева. Тогда с каким-то нехорошим чувством под ложечкой я задираю голову вверх и вижу Бабаку. Точнее, даже не Бабаку, а волоокую Шахразаду в районе хрустальной люстры.

— Бабаконька! Осторожно! Ты разобьёшься! — кричу я.

Я очень испугался за неё, ребята! Всё-таки потолки у нас два двадцать, можно и попу при падении отбить.

— Не волнуйся за меня, мальчик! — нараспев кричит Бабака. — Лети ко мне, мой маленький Мук!

— Но у меня не получается! — Я просто в отчаянии.

— Давай же, Мук! Поднажми! Помни, фантазия способна творить чудеса!

И тут, знаете, меня разобрала какая-то здоровая спортивная злость. С собаками фантазия, значит, способна творить чудеса, а с людьми что же? «Ну нет, — думаю, — просто так я не сдамся! Взлечу! Как пить дать воспарю!»

Зажмурился я так, что в глазах почернело и розовые круги перед носом пошли. Напрягся весь, вжался в матрас — аж вспотел.