Анна Никольская - Чемодановна

– Помогите мне, люди! – кричал Боря, упираясь руками и ногами в железные прутья. – Я вовсе не парикмахер! Я Боря Прикольский, мне почти десять лет!

Но цивилизованное общество не пришло Боре на помощь. Просто цивилизованному обществу на самом деле стало очень интересно, съест Борю лев или пожалеет. Некоторые члены этого цивилизованного общества даже достали из карманов телефоны с камерами и стали Борю фотографировать.

– Немедленно полезай в клетку, я сказала, – проскрежетала Чемодановна. – Не то хуже будет!

И Боре, этому несчастному мальчику, которому сегодня должно было исполниться десять лет, ничего не оставалось, как молча войти в клетку ко льву.

– А хочешь, анекдот расскажу? – предложил Баскервильев.

– Валяй, – разрешила Оля.

– Спортсменам тяжело – они потеют. Но хуже всего боксёрам – они даже почесаться не могут, – сказал Миша и как сумасшедший захохотал.

Оля поёрзала на диване, обёрнутом в полиэтилен.

– Вот ещё один! После второго раунда боксёр спрашивает у тренера: «Ну как, смогу я его победить?» – «А то! Если будешь так же махать руками, он простудится и заболеет!» – Миша снова громко засмеялся.

Оля встала и подошла к окну. Две кошки сидели на дереве и смотрели на неё с сочувствием.

– Слушай ещё! – Похоже, Миша вошёл в азарт. – Папа говорит, что всегда приятней дать, чем получить.

– Он у тебя, наверно, священник?

– Нет, боксёр.

Очередной взрыв хохота сотряс гостиную.

Оля сжала кулаки так, что у неё побелели костяшки. Но Баскервильев ничего не заметил.

– А знаешь, что самое трудное в боксе? Собирать зубы, не снимая боксёрских перчаток!

Оля развернулась и прямым ударом уронила Мишу на толстый разноцветный ковёр.

– Ну вот, а ты боялся. – Чемодановна умилённо смотрела на внука, стоящего рядом с наголо бритым львом.

Животное лежало у ног Бори и лизало его коленки – все в синяках. Посетители зоопарка восхищённо наблюдали за этими двумя – бесстрашным мальчиком (вернее, уже не мальчиком, но мужем) и кротким царём зверей. Кстати заметим, что некоторые обладатели телефонов с камерами наблюдали за ними довольно разочарованно. Они ожидали более кровавой развязки.

Зато Боря был доволен собой и тем, что спас льва от испепеляющей июльской жары. Никто, даже сам директор зоопарка, не догадался постричь животному гриву, а Боря догадался. Вернее, это догадалась Чемодановна, но ведь именно он, Боря Прикольский, стриг и брил этого грандиозного льва по имени Бонифаций! Согласитесь, такой поступок достоин, чтобы о нём написали в газете или в детской книжке. Боря тоже так думал, поэтому он, отбросив ложную скромность, позировал перед набежавшими вдруг журналистами.

– Как вам в голову пришло залезать в львиную клетку? О чём вы думали, брея наголо льва? Кому вы посвящаете этот героический подвиг?

– Ну хватит, вылезай, – распорядилась Чемодановна, вытаскивая Борю из клетки. – А вы, господа журналисты, не морочьте мальчику голову. Кыш отседова!

Миша лежал в кровати у себя в комнате. Туда его втащила Оля с помощью Собаки и Ильи Ильича. Баскервильев был без сознания, чем и воспользовалась Оля, тщательно рассмотрев, что именно висело у него на стенах. Кроме дипломов и фотографий Миши Баскервильева на пьедестале в боксёрских перчатках, там висели её, Олины, фотографии!

Вот Оля качается на качелях в саду. Вот Оля идёт по парку из школы. Вот она ест котлету в столовой, вот – отвечает у доски. А вон там – Оля ковыряет в носу указательным пальцем…

– Ты что, СОВСЕМ УЖЕ?! – заорала Оля, опять накидываясь на Мишу с кулаками.

– Это моя любимая фотография, – слабо улыбнулся Миша, приходя в себя и даже не пытаясь увернуться от ударов.

– Сними это немедленно! Не то я вызову полицию!

– Никакая полиция мне не страшна, – меланхолично отозвался Миша, и Оля решила, что он сошёл с ума.

– Тогда я натравлю на тебя Чемодановну!

– Вот этого не надо, – помрачнел Миша и принялся снимать со стены фотографии.

– Все снимай, до единой! И пошевеливайся! – подгоняла его Оля. – Ненормальный!

– Стопро но бяте бюлит, – сказал вдруг тихонько Илья Ильич, потирая ушибленный затылок.

– Тко?! – растерялась Оля.

– Шима. Зарве ыт ен дивишь?

– Ент. Это правда? – Оля во все глаза уставилась на Баскервильева.

Тот кивнул, сделавшись любимого цвета Кикиморы.

Помолчали.

– Ладно, – сказала наконец Оля. – Вот эту можешь оставить себе. – Она покосилась на фотографию с пальцем.