Анна Никольская - Чемодановна

«Наверное, это секретный ингредиент», – догадался Боря.

– А что вы делаете, Авдотья Чемодановна? – робко поинтересовался папа.

– Варю гороховый суп, – ответила та, помешивая в кастрюльке пахучую смесь. – Скоро уже закипит.

– Но мы же только позавтракали. – Папа не любил гороховый суп, да ещё с крыжовником. Но признаться в этом любимой тёще он не осмелился.

– А я и не заставляю его есть. Вы только понюхайте. – С этими словами Чемодановна сняла кастрюлю с огня и водрузила её в центр стола на деревянную подставку.

В тот же миг по кухне начал распространяться какой-то дурманящий аромат с нотками колбасных хвостиков.

– А я, между прочим, спряталась за кухонной дверью и вас подслушиваю, – донёсся из-за двери голос Кикиморы.

– Как это некультурно с вашей стороны, – сказала папа. – Ай-яй-яй! – И тут же в испуге прикусил язык. Он никогда ещё не отчитывал драгоценную няню своих детей.

– Вы не стесняйтесь, Кикимора Тихоновна, – сказала Чемодановна, – идите к нам!

Два раза Кикимору звать не пришлось. Она впорхнула в кухню и вновь уселась на прежнее место.

– Итак, все в сборе, – объявила Чемодановна. – Прошу вас, начинайте.

– Что начинать? – спросили Оля и Боря. Всё происходящее казалось им очень и очень странным. И от этого им было жутко весело.

– Говорить чистую правду, естественно. Сколько можно друг другу врать и не договаривать?

– Ой, а можно, я первая? – попросила Кикимора. – Давно вам хотела сказать, Шурочка Николаевна, что я вас ненавижу. Представляете? Ха-ха-ха! Буквально лютой ненавистью!

– Прекрасно! – похвалила её Чемодановна. – Продолжайте.

– Вас, кстати, тоже, – прибавила Кикимора и обезоруживающе улыбнулась. – И вот их ещё. – Она ткнула наманикюренным пальцем в Борю и Олю. – А хотите, я поделюсь с вами своей заветной мечтой?

– Хотим, – сказал папа.

– Не хотим, – сказала мама.

– Я мечтаю, чтобы их, – она снова показала на Борю с Олей, – задавило троллейбусом. Или, в крайнем случае, ударило током и парализовало на всю жизнь. А один раз я прокралась в детскую и хотела задушить их подушкой!

– Так-так-так, а почему не задушили? – уточнила Чемодановна.

– Я испугалась, – честно призналась Изольда Тихоновна. – Знаете, я очень боюсь, что когда-нибудь меня посадят в тюрьму, и я состарюсь там в полном одиночестве. Я ещё одиночества и старости очень боюсь.

– Какая вы гадкая! – не сдержалась мама. Обычно она была очень сдержанной, но правдивый гороховый суп подействовал даже на неё. – Я всегда подозревала, что вы нехорошая женщина. Хорошие женщины не роются в чужих шкафах!

– А вы зато старая! – крикнула Кикимора и показала маме язык.

– Я? Мне всего двадцать девять лет!

– Натуральная старуха! – демонически расхохоталась Кикимора. – Скоро Эдуард тебя бросит (она вдруг резко перешла на ты) и женится на мне! А детей мы отведём в тёмный лес, привяжем к дереву, и пусть их едят там серые волки, чтобы мне в тюрьме не сидеть!

– Как Гензеля и Гретель? – ужаснулся Боря. Так вот почему Кикимора каждый вечер читала им братьев Гримм, всё понятненько.

– Значит, это правда? – побледнел папа.

– Да, котик. Это чистая гороховая правда, мой дорогой! – С этими словами Кикимора схватила папу за воротничок, притянула к себе и поцеловала! Прямо в нос! – Из нас выйдет отличная пара, вот увидишь, – пообещала она.

Чемодановна наблюдала за этим со спокойствием слонопотама. Чего нельзя было сказать о папе. Он вырвался из цепких объятий Кикиморы и, поправив воротничок, сказал:

– Вон!

– Я не понимаю, котик.

– Я сказал: вон из нашего дома! Здесь нет места детоненавистникам и соблазнителям чужих пап!

– Правильно, папуля! – завопила Оля. – Кикиморам не место в доме прекрасных Прикольских!

– Ну, знаете ли! Вы ещё об этом горько пожалеете! – сказала Изольда Тихоновна, вскакивая из-за стола. – Особенно вы, гражданка Свирепова! Уж я наведу о вас справки, не сомневайтесь! Уж я управу на вас найду!

Как подстреленная, Кикимора выскочила из кухни, взметнулась по лестнице и загремела наверху чемоданами. В отличие от Чемодановны, у неё было их десять, и все красные.

– Только не забудьте выложить мои платья и драгоценности! – крикнула ей мама, улыбаясь до ушей. Если по-гороховому честно, ей никогда не нравилась Изольда Тихоновна, и мама была рада от неё избавиться.