Гру Дале - Черт-те что, или Праздник первого зуба

Вы, наверно, удивляетесь, с чего бы это бес, хоть и малолетний, стал мечтать о подушках. Да дело в том, что в чёртовом подземном царстве нет ни одеял, ни подушек, ни перин, даже матрасов и тех нет. Бамбуль их никогда не видел. Но мудрейший Ибн-Кошмарыч рассказывал ему об этом удивительном приспособлении, придуманном людьми. Мудрейший спал на такой подушке, когда ещё жил на земле. Это было давно, пока люди не открыли электричество и не понатыкали на каждом шагу фонарей. Слышали бы вы, с каким восторгом Ибн-Кошмарыч расписывал эти необыкновенные подложки под голову! Если верить ему, они лёгкие, как облако, и мягкие, словно мамины объятия. Но увидеть подушку бес только во сне и может, и то если повезёт. Оттого Бамбуль и улыбался своей удаче, оттого и летал во сне, и кувыркался с подушки на подушку. Он так замечтался, что стал елозить головой по острому булыжнику, и к утру у него на затылке закровила здоровенная ссадина.

Но пока Бамбуль всё ещё летал во сне и смеялся от удовольствия. Он то и дело легко и коротко хихикал: «Хи-хи! Хо-хо! Хе-хи!» Как если бы провели палочкой по ксилофону из голых рёбер. «О-ох! Хо-хох! Хи-хи! Ха-ха!» — разносилось по подземным коридорам. Смех летал от стены к стене, подскакивал до потолка и вырывался наружу. «Ку-ку», — слышалось людям на земле. Они переглядывались и думали, что где-то далеко в горах кукует весёлая кукушка. А это всего-навсего хохотал во сне Бамбуль.

И сам в ужасе проснулся: а вдруг кто-нибудь слышал, как он гоготал? Кошмарики зелёные! Он по-собачьи несколько раз лизнул локоть, чистя язык. Прокашлялся, рыгнул, сплюнул. Вроде обошлось. А то если б старший братец Бавван услышал смех, то дразнил бы Бамбуля до следующей Ночи Огня, если не дольше. Дьяволята не смеются. Дьяволята не улыбаются. Дьяволята не плачут. Бамбуль знал правило трёх «не», да разве во сне за собой уследишь?

Бамбуль сел на своей лежанке и стал щупать свежую рану на голове. Она мокла, жгла и болела. Сон кончился, остались камни, песок, земля и мрак. Бамбуль повесил нос, опустил хвост и плечи. Потом снова осторожно ощупал голову: не набил ли он себе ещё и синяков или шишек. Затем приступил к утреннему ритуалу — стал проверять, не расшатались ли за ночь зубы.

Бабушка Злыдневна успокаивала его: говорила, что надо потерпеть, подождать, не тревожиться. Однажды он проснётся, а зуб шатается, за ним — другой, третий… А потом все они в свой черёд выпадут. И в честь его первого выпавшего зуба устроят большой праздник — Зубоночь, с танцами и деликатесами, с шумом и грохотом. А потом на месте его детских коричневых мелких зубов вырастут настоящие чертячьи зубы — большие, кривые и острые.

Но пока что дело обстояло так, что все младшие кузены и кузины Бамбуля давно свистели сквозь дырки в зубах, а его детские зубки стояли как гвоздями прибитые, и он не решался скалить их и никогда не раскрывал рта, даже чтоб пошипеть. Разговаривая, он следил, чтобы зубы не виднелись из-за губ, и очень мучился с этим, потому что нередко от усердия он прокусывал губы насквозь. Бамбуль давно стеснялся смотреть чертям в лицо и одиноко проводил время в самых дальних закоулках. Его спальная ниша была в таком тёмном углу, что темень можно было драть когтями. Он подолгу сидел там и чувствовал, что ничего в его жизни уже не поменяется: ни зубы, ни лежанка, ни чёртов подголовыш.

Бамбуль прислушался. Темно, сонно. Вязко и лениво кипит лава, в трубах гудит пар, где-то прошелестели крыльями мелкие летучие существа, кто-то большой с шумом пролез в тёмный угол. Здесь, под землёй, живут уродливые создания, такие гадкие и коварные, что боятся попадаться людям на глаза. Днём они расползаются по своим норам, а по ночам изредка, когда нет луны, вылезают на землю подышать чистым воздухом. Бамбуль знал их всех наперечёт и помнил, кого надо опасаться, а кого можно и попросить спинку почесать.