Юлия Щербинина - Пособие по укрощению маленьких вредин. Агрессия. Упрямство. Озорство

Так, народные предания, легенды, колыбельные, прибаутки выпускают на непослушных детишек целую армию потусторонних тварей и мифологических существ. Тут и коварная Баба-яга; и Серенький Волчок, который кусает за бочок; и Коза рогатая, идущая за малыми ребятами; и жестокий старик Бабай; и ужасный Бука, что крадёт и съедает маленьких неслухов; и совсем уж непонятное, а потому самое страшное Чудо-Юдо…

Ещё пуще усердствуют писатели и киносценаристы. Принимая облик беспощадных разбойников, жестоких мачех, хитрых гномов, злых волшебников, большие тиранят и терзают маленьких, обманывают и предают, превращают в безобразных чудищ и ссылают на край света…

Немало в литературе и просто детоненавистников. Вспомним хотя бы учителя Тинте из сказки Гофмана «Неизвестное дитя» – мизантропа и садиста, коловшего ребятишек булавкой. Или мисс Эндрю – грозную гувернантку из «Мэри Поппинс». Или «Ужасного мистера Бяка» Энди Стэнтона. Среди отечественных персонажей назовём парочку злодеев из романа Алексея Слаповского «Пропавшие в Бермудии», которых так и звали – Детогубитель и Детоненавистник.

Но это ещё не всё!

В литературном творчестве сложились три основные метафоры, обозначающие стратегии борьбы с детским непослушанием: «лечение болезни», «лишение возможностей (способностей)», «магическое перевоплощение».

Рассмотрим каждую из них более подробно и соотнесём с описанными выше детскими образами.

Так, метафора борьбы с непослушанием как «лечение болезни» опирается на представление о ребёнке как «недочеловеке»: надо избавить малыша от пороков и недостатков – и тогда он станет «настоящим», «полноценным» человеком. Это стратегия приближения к идеалу (личностному и поведенческому). Девиз взрослого: «Иди сюда, я тебя исцелю!»

Но если в реальной жизни путь взросления долог и тернист, то в литературе процесс можно ускорить с помощью волшебного средства. Например, приступ вредности у Майкла из «Мэри Поппинс» пытались лечить инжирным сиропом, а диагноз ставили с помощью градусника, на котором читалось: «Большой шалун и озорник».

В «Приключениях жёлтого чемоданчика» Софьи Прокофьевой с помощью специальных конфет доктор врачевал детишек от злости, коварства, глупости, вранья.

Аналогично – как заболевание, недуг, хворь – определяется непослушание мальчика Пети в сказочной повести Ефима Чеповецкого «Непоседа, Мякиш и Нетак». Поставлен даже диагноз: «обыкновенный капризит, да ещё с выбрыками».

Та же метафора – в основе детективно-медицинского «блокбастера» Льва Давыдычева «Руки вверх, или Враг номер один», только с обратным сюжетом: злодей Шито-Крыто с помощью препарата «балдин» хочет превратить всех ребят в двоечников и лентяев…

Второй метафорический способ борьбы с непослушанием – «лишение возможностей» – представляет ребёнка как «сверхчеловека»: нужно устранить аберрации поведения, изъять мутагенные факторы. Иначе говоря, это стратегия «дисквалификации». Девиз взрослых: «Отдай каку!» (под «какой» подразумевается всё странное, непонятное либо мешающее, несущее опасность, причиняющее вред).

Так за высокомерие и излишнюю болтливость мальчик Алёша теряет волшебное зёрнышко, подаренное Чёрной Курицей и позволявшее без труда знать все уроки. Так же за вспыльчивость и грубость у Незнайки перестаёт работать волшебная палочка, с помощью которой тот превратил малыша Листика в осла.

Наконец, третья воспитательная метафора – «магическое перевоплощение» – опирается на образ ребёнка как «нечеловека»: недостатки усугубляются до нестерпимости и происходит отлучение от человеческих благ. Девиз взрослых: «Уйди, ты не наш!» Здесь появляются мотивы изгнания и сиротства: ребёнок должен ощутить ценность «человечности»; осознать, какое это счастье – быть хорошим и послушным.

Яркие литературные иллюстрации – сказки Оскара Уайльда «Звёздный мальчик» (за высокомерие и жестокость маленький красавчик превращён в урода), Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями» (грубый и непослушный мальчишка уменьшается до размеров гнома), Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» (вредный Гога наказан собачьим лаем вместо членораздельной речи).

Здесь возможна также персонификация карательных функций: полномочия судьи и вершителя наказаний делегируются конкретному персонажу. Как дети изобретают виртуальных компаньонов по шалостям – так взрослые придумывают себе специальных помощников в борьбе за дисциплину и порядок.