Сколь странным это ни показалось бы рациональному, цивилизованному взрослому, не испытывающему, в отличие от Лемана во время написания приведенных выше строк, тяжелый стресс современной войны, – вера в обладающих мощными магическими силами духов зла ныне свойственна не только первобытным людям, но и нередко таким, как мы с вами. Вскоре после того, как был написан предыдущий абзац, стало известно о случае убийства в Ньясалэнде, ныне Малави (Nyasaland, Malawi), когда убийца утверждал, что обратился в крокодила для совершения преступления, и двое из африканцев на судейской скамье заявили, что верят в это. Я тогда на короткое время попала в больницу, в Лондоне. Обсуждая эту историю с медицинской сестрой-стажером, происходящей из богатой индусской семьи в Бомбее, и неглупой англичанкой, санитаркой, я обнаружила, что обе готовы были поверить в возможность такой метаморфозы [345] .
Позвольте мне привести другой автобиографический пример, свидетельствующий на материале концепций смерти, что продвижение по стадиям интеллектуального развития не предполагает отказ навсегда от модусов мышления и поведения, характерных для предыдущих стадий:
...
[ПИ 59] Вечно пребывая в страхе и колеблясь в этой мучительной нерешительности, я, чтобы найти выход, прибегал к таким смешным средствам, за которые сам охотно запер бы в сумасшедший дом того, кто применяет их. Однажды, среди этих печальных размышлений, я в задумчивости кидал камни в стволы деревьев, делая это с присущей мне ловкостью, то есть почти никогда не попадая. За этим прекрасным занятием мне пришла в голову мысль сделать из него нечто вроде гадания, чтобы успокоить свое волнение. Я сказал себе: «Брошу этот камень вон в то дерево напротив; если попаду – это будет означать спасение, если промахнусь – осужденье». Подумав это, я дрожащей рукой и с бьющимся сердцем кидаю камень, да так удачно, что он попадает в самое дерево; правда, это было нетрудно, так как я постарался выбрать дерево потолще и поближе. Но с тех пор я больше не сомневался в своем спасении [346] .
В двадцать четыре года Руссо использовал магические способы облегчения своей тревоги по поводу жизни после смерти. Пиаже приводит рассказ более современного ребенка, который тоже использовал магию, чтобы ослабить тревогу относительно смерти:
...
[ПИ 60] В возрасте примерно от 6 до 8 лет каждый вечер я ужасно боялся не проснуться утром. Я проверял, бьется ли мое сердце; то и дело, положив руку себе на грудь, пытался ощутить, не остановилось ли оно. Несомненно, именно в связи с этим я начал считать, чтобы успокоить себя. Я считал очень быстро между каждыми сердечными толчками, и если мне удавалось миновать определенное число до конкретного сердечного биения или сделать так, чтобы удары сердца совпадали с четными или с нечетными числами и т. д., я успокаивался… Через регулярные промежутки времени радиаторные трубы в моей комнате издавали внезапный низкий грохочущий звук, от которого я часто вздрагивал. Я пользовался этим для проверки того, умру я или нет: считал очень быстро между двумя последующими грохотами, и если мне удавалось досчитать дальше определенного числа, я был спасен» [347] .
Ребенок, которому не исполнилось и семи лет, может уже мучительно осознавать неизбежность и универсальность смерти, как мы видели по протоколам Джейн и Теодора. Веселые насмешки, описанные Опай, помогают не всем детям, – иначе бы не было таких рассказов, как приведенные выше. Не существует таких обобщений или правил, которые учитывали бы каждый индивидуальный случай. Для многих детей рост понимания сопряжен не только с болью: осознание вездесущности смерти означает отказ от всемогущества и облегчение груза вины.
В норме этот интеллектуальный процесс осуществляется между шестью-семью и одиннадцатью-двенадцатью годами. В этот период также начинают создаваться эмоциональные связи вне семейного окружения. Актуальная смерть любимого человека в последующие годы может инициировать формирование более зрелой концепции смерти, чем те, что укладываются в пять категорий, описанных в главе III. Такое бывает в подростковые или ранние взрослые годы. Фрагмент из дофрейдистской автобиографии, где описывается реакция на утрату друга, произошедшую, когда автору было девятнадцать или двадцать лет, может послужить иллюстрацией:
...
[ПИ 61] Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом – обителью беспросветного горя… Сам я стал для себя великой загадкой и спрашивал душу свою, почему она печальна… Я ведь не надеялся, что он оживет, и не этого просил своими слезами; я только горевал и плакал, потерян я был и несчастен… Я был несчастен, и несчастна всякая душа, скованная любовью к тому, что смертно: она разрывается, теряя…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу