Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее

[ДЗ 37] Джейн (3 г. 9 м.) – «первый и единственный ребенок; начала говорить в год… очень сообразительная и нежная, но физически немного неловкая. С рождения о ней заботились одни и те же люди, – я, мой муж и ее няня… Не получала никакого религиозного обучения, по моему распоряжению, и до сих пор не встречалась ни со смертью какого-либо знакомого ей человеческого существа, ни с описанием смерти в книгах. Война и бомбы в ее присутствии не упоминались; все шумы воздушных налетов она воспринимает как оружейную стрельбу и ни разу не спросила о причинах стрельбы. Несколько дней [назад она] начала задавать мне вопросы о смерти. Двумя часами ранее спросила, как рождаются дети и казалась вполне удовлетворенной моим объяснением и аналогией с нашей кошкой, у которой были котята. Но беседа о смерти не получилась – по моей вине, – и у меня осталось довольно сильное беспокойство на эту тему. Разговор начала Джейн, которая спросила, возвращаются ли люди весной, как цветы. (Примерно за неделю до того она была очень расстроена, потому что ее любимые цветы опали, и мы утешили ее, сказав, что они вернутся весной.) Поскольку я не разделяю традиционных религиозных убеждений, я ответила – как я теперь понимаю, глупо, – что они вернутся не теми же, какими были, а другими, может быть, младенцами. Такой ответ явно ее встревожил – она ненавидит изменения и то, что люди стареют, – судя по тому, что она сказала: «Я не хочу, чтобы бабуля стала другой, не хочу, чтобы она изменялась и становилась старой». Потом: «Бабуля умрет? Я тоже умру, все умирают?» Когда я ответила утвердительно, она очень горько расплакалась и все повторяла: «Но я не хочу умирать, я не хочу умирать». Я была всем этим изрядно расстроена и глупо попыталась утешить ее с помощью всяких оговорок и околичностей, – я бы сообразила, что с ребенком это просто губительно, если бы сама так не нервничала. Я попробовала исправить ситуацию, сказав, что каждый умирает, когда уже состарился и устал, и поэтому рад умереть. Она тогда спросила, как люди умирают (больно ли это), открывают ли они глаза, когда уже умерли (она однажды видела мертвую птицу), говорят ли, едят ли и носят ли одежду. Внезапно посреди всех этих вопросов и слез она объявила: «Теперь я буду дальше пить чай» – и тема была временно забыта.

Ненадолго. На следующий день она услышала, как няня на улице говорила о знакомом ей ребенке, что он едва не умер. Через короткое время она пришла ко мне и рассказала об этом с тревожным видом. Я боялась, она расстроена в связи с тем, что я ведь сказала ей, что только старые люди умирают. (Правда, едва ли у нее есть представление о возрасте, – она вполне может считать, что к следующему своему дню рождения будет «старой».) Я ответила, что сейчас он вполне здоров и весел (что правда) и что когда люди заболевают, их укладывают в постель и зовут к ним доктора, и они поправляются. Она выглядела очень довольной и сообщила няне обо всем, что я ей рассказала.

На следующий день, 11 ноября, тема снова всплыла в связи с маками на День Поминовения [233] . Она пришла ко мне, радостно размахивая своей покупкой: «Вот увидишь, они не умрут!» С тех пор больше ничего… Что для меня – огромное облегчение… Все это захватило меня врасплох, – я ожидала вопросов о рождении и т. п., но к вопросам о смерти оказалась неподготовленной, и мои собственные идеи на эту тему очень туманны.