Пол Коллинз - Даже не ошибка

Каннер ввел слово аутизм для описания этого состояния, и его статья положила начало исследованиям аутизма. А в это время в его старой венской школе незнакомый с ним Ганс Аспергер представил диссертацию, посвященную этому же нарушению. Вот ведь какой каприз истории: полное отсутствие коммуникации между воюющими странами привело к тому, что два ученых совершили открытия одновременно и независимо друг от друга. Невероятно, но и слово для описания этого состояния они также нашли одно и то же.

«Аутист всегда сам по себе (от греческого autos ) и не становится членом более крупного сообщества», — объяснял Аспергер в своей диссертации 1943 года. Как и Каннер, Аспергер слышал от родителей и учителей одинаковые определения: он как будто в своем собственном мире. И так же как Каннер, Аспергер, часто встречая таких мальчиков, стал опознавать их «шестым чувством»: «Узнав аутичного индивидуума однажды, можно затем узнавать и других таких детей мгновенно… по тому, как они входят в кабинет во время первого посещения, по их поведению в начале приема и по первым произнесенным словам».

Человеческое взаимодействие, доступное для всех нас на инстинктивном уровне, без прикладывания заметных усилий, для них оказывалось недостижимым. С самых первых, базовых моментов установления контакта — когда их приветствуют, но ответа не получают, — эти дети воспринимались как аутсайдеры. Невозможность встретиться взглядом с другим человеком, нервное потряхивание руками, однообразная ходульная речь, бешеное реагирование на любую фрустрацию, неспособность уловить важнейшие социальные правила, бесконечные повторения одних и тех же слов и фраз… Взятую по отдельности, каждую из этих черт еще можно было бы назвать «причудой», «эксцентричностью», «особенностью», но когда все эти черты встречались в совокупности вновь и вновь, то становилось ясно: за ними стоит нечто большее.

«Уже со второго года жизни, — сообщал Аспергер о своих наблюдениях, — мы находим эти характерные черты, которые остаются безошибочно узнаваемыми и постоянными в течение всего жизненного пути». Это состояние, делавшее таких детей столь разительно отличными от всех других людей, выходило далеко за рамки банальностей, которым обучали медиков, и известных способов лечения. При этом кое в чем подопечные Аспергера достигали почти невероятной искусности. Если судить только по способности отвечать на простые вопросы или самостоятельно есть, то их можно было бы принять за умственно отсталых; но при этом по крайней мере один из них еще в дошкольном возрасте извлекал кубические корни, другой помнил огромное количество информации про ракеты. А вот на просьбу назвать свое имя они ответить не могли.

Аспергер впервые почувствовал связь между своими пациентами и известным феноменом, носящим название «синдром саванта» — пожалуй, самым загадочным из когнитивных нарушений. Способность производить вычисления с длиннющими числами, определять день недели хоть за века от сегодняшнего дня, виртуозно исполнять музыку, оставаясь при этом во всем остальном на уровне имбецильности, — эта загадка продолжала удивлять людей. В своей венской клинике Аспергер обнаружил существование многочисленной группы подобных детей, в которой встречаются и такие «экстравагантные» экземпляры.

Наказываемые учителями и дразнимые другими детьми, талантливые аутисты хотя бы могли погрузиться в мир собственных познавательных интересов. Другие же дети, не обладающие особыми способностями и имеющие, помимо «инакости», еще и умственную отсталость, оказывались не столь везучими. Но и те и другие ежедневно сталкивались с одним и тем же мучительным нелогичным миром, который мало того что был непонятным — еще и ненавидел их за их непонятливость. «На детской площадке или по дороге в школу аутичный ребенок часто оказывается в центре глумливой орды маленьких сорванцов. Он может быть доведен до состояния слепой ярости или беспомощного плача, — предупреждал Аспергер. — Но и в том и в другом случае он беззащитен».

Если отношение со стороны детей было плохим, то со стороны взрослых — еще хуже. Нацистская евгеника превращалась в геноцид, клиники и приюты «очищали от дефективных», и Аспергер столкнулся с совершенно реальной возможностью, что его пациенты будут убиты практически у него на глазах. И покуда каннеровская работа становилась все более известной, в Университетскую детскую клинику Вены в 1944 году попала бомба союзников. Аспергер выжил. Но его документация, его отделение, его невероятно талантливая помощница сестра Виктория — все погибло.