Ирина Рыженко - Семь смертных грехов родительства. Главные ошибки воспитания, которые могут повлиять на дальнейшую жизнь ребенка

Ситуации могут быть настолько травматичными для ребенка, а чувства настолько непереносимыми, что психика их отсекает и отправляет в глубины бессознательного. И после этого ребенок как бы ничего не чувствует и может с подобными ситуациями справляться. Но боль никуда не девается, она просто погружается глубоко и будет фонить до тех пор, пока не представится шанс выйти наружу всеми чувствами и отыграться.

Итак, по порядку.

Гнев на отца у Гитлера отыгрывался на более слабых сверстниках, а затем на миллионах евреев и славян.

С одной стороны Адольф Гитлер стал «как папа»: такой же жестокий и деспотичный. С другой стороны, в бессознательной конкуренции, которая присуща отцо-сыновьим отношениям в принципе, Гитлер-младший однозначно победил в своем могуществе.

Имея в тени уязвимость, бессилие и униженность, Гитлер компенсировал их грандиозными планами порабощения и уничтожения мира.

Гитлеру принадлежат слова: «Нужно приносить себя в жертву, потому что человек ничто, а партия всегда права». Он приносил себя в жертву также, как в детстве был жертвой родителя, грубо злоупотребляющего своей властью. Он искал жертв… Палач и жертва в одном лице.

Имея раннее наполнение не любовью, а ненавистью, он был движим этим чувством в достижении своих целей. Генриета Хоффман — дочь фотографа Гитлера, однажды позволила упрекнуть Гитлера в уничтожении евреев. Он ей сказал о том, что немцев повсюду убивают и поэтому «наших врагов тоже нужно принести в жертву». Она воскликнула: «Но меня учили любить, а не ненавидеть!» Гитлер пришел в ярость и завопил: «Теперь научись ненавидеть! Ненавидеть так, как я!»

Ранняя смерть отца способствовала тому, что его образ обожествился, о покойниках ведь не говорят плохо и не судят. И до конца своих дней Гитлер так и не разобрался, что мстил тени своего отца ценою жизни миллионов ни в чем не повинных людей!

Параллельно с «раненой» частью личности, которая требовала возмещения ущерба, существовала и другая, из которой Гитлер говорил о потребности в тихой, спокойной жизни, наполненной эстетическими удовольствиями от музыки, архитектуры, поэзии. Но этой части не суждено было реализоваться, вся психическая энергия ушла на отыгрывание детской травмы.

Почему за ним пошли миллионы немцев?

Я думаю, потому что историческая ситуация так сложилась и требовался лидер. А еще потому что воспитание Гитлера не было чем-то из ряда вон выходящим. Оно было типичным для того времени и для тех поколений.

Растерянные в тот исторический период немцы искали сильного «отца». Мир в их душах был восстановлен, когда они нашли образ отца в лице Гитлера. Призывы фюрера нашли отклик в раненых душах немцев. Врага нашли вовне и отыгрались за все детские обиды и травмы.

Почему он, а не кто-то другой?

Потому что все совпало. Его ранимость и тонкое восприятие мира порождало глубокую боль и, соответственно, такую же глубокую потребность во мщении. Его высокий интеллект сумел создать сложные логические конструкции о новом человеке. Кстати, высокий интеллект является характерной чертой травмированных в раннем детстве личностей. Природа щедра и компенсирует таким образом эмоциональные раны. Безусловно он обладал организаторскими и ораторскими способностями. Его харизма была бесспорна.

Те, кто был рядом с Гитлером в последние годы говорили, что за год он старел примерно на 5 лет и к концу войны выглядел как дряхлый старик. Хрустально-ледяное дерево рассыпалось на мелкие кусочки, которые застряли в сердцах многих поколений безутешной болью по погибшим близким…

Пишу письмо из мест, откуда не возвращаются. Я ушел из жизни в 32 года, повесился. С тех пор прошло 29 лет. Сын вырос… Теперь он старше меня, ему 37.

Родственники и знакомые долго не могли поверить в то, что случилось. Задавались вопросом: «Что побудило?», жалели: «Такой молодой», ругали: «Не пожалел даже сына!», удивлялись: «Не испугался суда Господнего!», ведь самоубийц не чествуют в загробной жизни.

Я и сам долго не понимал своих чувств, знал только, что делаю это для своей матери и ресурсов для жизни у меня больше не было, поэтому и не страшил меня даже адский огонь.

У меня было достаточно времени во всем разобраться и со своими чувствами тоже. В день самоубийства, да и всю предшествующую жизнь я испытывал к матери клубок чувств, одновременное существование которых на земле кажется невозможным. Это чувство безумной любви вместе с безумной ненавистью и связанную с этим вину, потому что мать нельзя ненавидеть… Так когда-то сказала или дала мне понять мать, а я всегда стремился быть послушным мальчиком… И еще я чувствую безумное одиночество и бесконечную боль обид за те несправедливые наказания и оскорбления, которые обрушивала на меня мать.