Марк Цицерон: Антология гуманной педагогики

В первой книге Цицерон отталкивается от тезиса Сократа о том, что всякий, кто о чем-то знает, достаточно красноречив в этом. Цицерон старается очертить для будущих ораторов необходимые для изучения сферы, а также указать на качества, без которых им на этом поприще будет сложно или даже практически невозможно достичь чего-либо. Он предостерегает учителей риторики от соблазна дать ученикам как можно больше знаний, пренебрегая развитием их способностей и формированием характера. Вторая книга «Об ораторе» представляет собой пошаговую инструкцию построения ораторской речи, которая представлена в виде диалога между Луцием Крассом и Марком Антонием, имеющими разные взгляды на процесс и результат обучения оратора. Третья книга также выстроена в виде диалога, где продолжается обсуждение вопросов о наилучших путях и способах подготовки оратора. Большое внимание уделено описанию ораторских приемов, подкрепленных примерами из прошлого и настоящего. В этой книге Цицерон заключает некий «пакт о ненападении» с Сократом, который был известен своим скептическим отношением к риторике. Цицерон называет Сократа человеком, известным своим даром красноречия, и подчеркивает, что вся Греция была свидетелем того, как он переосмыслил философию, преподавая те предметы, которыми сейчас занимаются соотечественники Цицерона. Главной заслугой Сократа он видит то, что тому удалось разделить науку «мудрой мысли» и науку «украшенной речи» (Cic. De Or. III. 16).

I. Часто подолгу размышлял я наедине с собой о том, добра ли более или зла принесло людям и государствам красноречие и глубокое изучение искусства слова. И в самом деле: когда задумаюсь о бедах, что терпит наша республика, и вспомню о несчастьях, что постигли самые цветущие города, везде вижу, что большею частию в бедах этих виновны люди речистые. Но когда, поверяя историей, восстанавливаю пред мысленным взором времена давно минувшие, вижу, как мудрость, а еще более – красноречие основывают города, гасят войны, заключают длительные союзы и завязывают священную дружбу между народами. Так что по зрелом размышлении сам здравый смысл приводит меня к заключению, что мудрость без красноречия мало приносит пользы государству, но красноречие без мудрости зачастую бывает лишь пагубно и никогда не приносит пользы.

II. Если же захотим отыскать источник, из которого проистекает то, что зовется красноречием, – будем ли считать его плодом обучения [56] , искусства, длительных упражнений или прирожденным даром, – увидим, что причины его возникновения – самые благородные и честные дела и помыслы.

В самом деле, было время, когда люди бродили по полям, словно звери, поддерживая свое существование лишь дикой и грубой пищей. Разум мало имел власти, все решала сила. <���…> Явился, однако, и в те времена муж великий и, должно быть, весьма мудрый, ибо понял, что разум человеческий способен на самые великие дела, если кто возьмется его просветить и развить учением [57] . <���…> Но мудрость его, думаю, не была лишена дара слова или скудна речью, ибо не смогла бы тогда произвести столь быстрый переворот, вырвать людей из-под власти привычек и приучить к образу жизни, отличному от прежнего. Ибо разве смогли бы люди после того, как уже возникли городские общины, научиться доверять друг другу, уважать законы, по своей воле подчиняться другим и не только выносить тяжкие труды, но и жертвовать самой жизнью ради общего блага, если бы не внушил он все эти разумные начала с помощью красноречия? <���…> Вот так-то и родилось красноречие, так развивалось оно на первых порах, чтобы потом принести немало пользы и в мирные времена, и в военные и весьма славно послужить людям. Но на смену ему пришло пышное красноречие, основанное на одном лишь умении, которое хитро и ловко вытеснило доблесть; такое красноречие забыло о гражданском долге, и с тех пор ораторский талант, став на службу злокозненным вожделениям, сеет смуту в государстве и приносит несчастья гражданам.

III. <���…> И вскоре стало так: оратор, что пренебрег изучением мудрости, дабы предаться целиком одному красноречию, оказывался соперником тех великих мужей, иногда даже и побеждал их, и зачарованная толпа все чаще судила о нем так же, как он сам, – считала достойным править республикой. <���…> Вот отчего, я думаю, так славны стали ученые занятия [58], которым лучшие люди все чаще посвящали свой досуг и отторгли от себя красноречие в такие времена, когда особенно важно было его сохранять и со рвением ему предаваться. Ибо чем более подло оскверняла наглость и дерзость глупцов и обманщиков это благородное и праведное искусство к величайшему ущербу для родины, с тем большим упорством и страстью следовало противостоять им во имя спасения республики.