Валерий Гусев - Два дундука из сундука

– Поплыли, Дим?

– Куда? - спросил Митёк.

– За шнурками.

И мы, шаркая спадающими с ног кроссовками, выбежали из сарая.

А Митёк остолбенело смотрел нам вслед.

Когда мы вызволили и развязали свои шнурки, Алешка сказал:

– Ладно, Дим, в другой раз что-нибудь найдем, не расстраивайся. Поплыли дальше. Затонувшие корабли смотреть. И заложника спасать.

– Нет уж, - возразил я на правах старшего, - в другой раз. Мама ругаться будет, если к обеду не вернемся.

Алешка не стал возражать. И к обеду мы вернулись вовремя. Взрослые уже сидели за столом, и мама разливала по тарелкам борщ.

– Вот это да! - потирал от удовольствия руки Митёк, вдыхая запах над своей тарелкой. - Наконец-то в доме есть хозяйка. Наконец-то я поем по-человечески. Представляешь, - повернулся он к маме, - два месяца на одних яичницах сидел. Пожелтел даже.

Мама вздрогнула и как-то виновато опустила голову.

– Неужели? - тихо спросил ее папа.

Она смущенно кивнула.

– Что?! - вскочил Митёк, догадавшись. - Опять?

– Я же не знала, - стала оправдываться мама. - Я хотела поскорее.

– А рыба? - спросил с робкой надеждой Митёк.

– Она исчезла, - вздохнула мама.

– Что ж, - вздохнул и Митек. - Другого выхода нет. - Он достал из шкафчика и со стуком поставил на стол здоровенную бутыль с какой-то желтоватой жидкостью.

– Керосин? - испуганно спросила мама.

– Самогон! - гордо ответил Митёк.

– А чего он такой желтый? - недоверчиво спросил папа. - На яичных желтках настаивал?

– На меду. Гречневом. То есть гречишном.

После обеда папа и Митёк сидели рядышком на крыльце и пели песни. То по очереди, то вместе. Мама смотрела на них и посмеивалась.

Потом они обнялись, и папа запел свою любимую: «Наша служба и опасна, и трудна…» Это у них вроде милицейского гимна.

Митёк терпеливо дослушал песню до конца, сбросил с плеча папину руку и с обидой сказал:

– Вот! Про вас, про милицию, песни сочиняют! А про нас, писателей, ни одной песни нет.

– Есть! - воскликнула мама и звонко пропела: - «Гайдар шагает впереди!»

– Это она свою пионерскую юность вспомнила, - пояснил папа.

– Какой Гайдар? - удивился Митёк. - Егор, что ли?

– Настоящий! Аркадий!

– «Чук и Гек», - напомнил Алешка.

– Ты куда рыбу дел? - шепотом спросил я его. - В речку выпустил?

– Нет еще, - шепнул Алешка. - Я ее спрятал.

– Ты что! Протухнет!

– Не протухнет. Я ее хорошо спрятал. И кормлю ее. Три раза в день: завтрак, обед и ужин ей подаю.

– А полдник? - усмехнулся я.

– Она и так жирная. Но иногда ей лягушек подбрасываю. На десерт.

Мама испуганно обернулась к нам:

– Кто жирная? Лягушка? Лягушка на десерт? Вы что там шепчетесь?

– У них свои песни, - сказал папа.

– Вот именно, - сказал Алешка. - Вы тут допевайте ваши песни, а мы с Димой поплывем затонувшие корабли смотреть.

– Нет, - сказала мама. - Мы все вместе идем купаться. Я только переоденусь.

– Я по ночам не купаюсь, - буркнул ей вслед папа. - Я простудиться боюсь.

– Ты что, Серега? - удивился Митёк. - Солнце еще высоко. Оно еще не склоняется к закату.

Но папа оказался прав. Когда мама вышла к нам, в зеленом халатике поверх купальника и с заново накрашенными глазами, «солнце уже склонилось к закату».

– Понял? - спросил папа Митька.

– И вот так всегда? - посочувствовал ему Митёк.

– Вы о чем? - спросила мама, доставая из кармашка халатика зеркальце. - Ну мы идем купаться? Сколько можно вас ждать?

Купаться мы не пошли. Папа сказал, что вода в реке остыла, пока мама собиралась. Мама уже хотела было обидеться, но тут на горке затрещал мотоцикл - приехал участковый. Он доложил папе, что «конфликт в семействе Чашкиных улажен и взаимных претензий нет». Чашкины - это вредная Клавдия и застенчивый Васька.

Папа показал ему записку из бутылки. Участковый повертел ее, даже с оборота рассмотрел, вернул папе и сказал уверенно:

– Баловство. Ребята шалят. Есть тут у нас одна компания. - Он повернулся к нам: - Вы от них держитесь подальше. А если что - сразу мне сигнализируйте. Я приму меры.

– Сами справимся, - сказал Алешка. - У нас гранаты есть.

– Он шутит, - поспешил папа.

– Он не шутит, - возразила мама.

Участковый сдвинул на лоб фуражку и озадаченно поскреб затылок. Митёк что-то шепнул ему на ухо. Тот улыбнулся, кивнул, попрощался и уехал.

Мама пошла снова переодеваться и перекрашивать глаза к ужину - раз уж никто не хочет купаться. Папа с Митьком поднялись в кабинет, а Лешка пошел в сарай. Там он пробыл довольно долго. И вернулся очень довольный, с хитрыми глазами.