– Слышал ли ты, Николай Иванович, нашу последнюю новость? – Лицо Данилы Романовича было круглым, как Луна в полнолуние, глаза узкие, а губы – толстые. Он чуть наклонился, и громким шепотом, который наверняка слышали и за пределами горницы, сообщил, – Ночью то разбойнички освободили колодников из темницы да с собой увели.
– Как из темницы? – Удивился Николай Иванович. – Она ж в кремле!
– В том то и дело! – Данила Романович округлил глаза. – Никто не знает, как они мимо стрельцов туда прошмыгнули, да как обратно с колодниками вышли. Хватились, когда они в санях по Кеме понеслись. Говорят – без колдовства тут не обошлось.
– Странное дело, – согласился Николай Иванович.
– Уж как есть – странное. Тут на днях вороны на Покровской церкви крест свалили, не к добру это. Ох, не к добру! К вам-то в угол не приходили спрашивать?
– Не приходили. – Николай Иванович качнул головой. – Но, я чувствую, придут. Однако, любезный Данила Романович, моей вины в ночных делах никакой нет. Выстрел ночью слышал, топот конский тоже слышал, а больше ничего сказать не могу – не знаю.
– Чем же я могу тебе помочь, Николай Иванович?
– Зеркальце разбилось волшебное. Просят отремонтировать.
Николай Иванович достал из свёртка оправу, протянул её хозяину.
– Вот в этой оправе зеркало и стояло. Ты, Данила Романович, нашел бы замену!
– Да где ж я тебе волшебное зеркало-то возьму? – Данила Романович испуганно отпрянул. – Нет, это не моё дело. Этому мы не обучены. Это ты сам как-нибудь.
– Успокойся, дорогой друг. – Николай Иванович широко улыбнулся. – Не надо мне волшебного зеркала, найди обычное – мурановское, но чтобы в эту оправу входило. Возьми, сними мерку.
– Мурановское? – Данила Романович облегченно вздохнул. – Это мы можем. Приходи завтра.
– Сколько?
– Два рубля.
«Два рубля!» Митька, которому доводилось слышать о ценах не больше нескольких алтын, посмотрел на учителя. Два рубля – вот это цена! Митька не надеялся вообще когда-нибудь такие деньжищи увидеть, не то, что в руках подержать.
– Золотом?
– Золотом.
«Золотом!» Вот это да!
– Договорились. – Николай Иванович поднялся, поклонился Даниле Романовичу. – Вкусный кисель твоя хозяйка варит.
– О! Она ещё и не такое умеет. – Данила Романович расплылся в улыбке во всю ширину своего круглого лица. Но затем вдруг изобразил на лице испуг и взволнованно сообщил. – А ещё-то что говорят! Слышал ли? Великий князь на нас войной идёт. Грозится Кемгород сжечь дотла, чтобы – говорят – даже памяти о нём не осталось. Силу собрал большую. В Белозерске ждёт пополнений. Там уже полки и московские, и ярославские, и устюженские. Обозы большие с ними. Кто овсом торгует – сейчас барыши хорошие имеет. Скоро сюда нагрянут. Не отбиться! Кровушки много прольется. Ох, много!
– Слышал такие разговоры, – кивнул Николай Иванович.
И Митьке тоже доводилось слышать. И мужики и бабы частенько стали поминать недобрым словом возможную войну. Никто, правда, не мог назвать причину этой распри. Одни говорили, что, якобы, московские купцы не довольны здешней тамгой, другие – что великий князь хочет Кемский удел под себя забрать, третьи – что Каргополь уже несколько лет подати в Москву не отправляет, а путь к нему лежит по Кеме. Короче, разговоров ходило много.
– Уже неделя, как ни одного купца с юга не прибыло. Значит, не пускают их воеводы тамошние, – продолжал Данила Романович. И вдруг спросил. – Ты пищаль то свою давно чистил?
– Пищаль моя всегда готова к бою, Данила Романович. Князь позовёт – пойду воевать.
– Может, знаешь слово волшебное, или заговор, или колдовство такое, чтобы войны не случилось? А, Николай Иванович? Ты же у нас того…
– Чего?
– Разбираешься во всех этих делах. Покумекай! А?
– Данила Романович, нет такого волшебства, чтобы войну отвратить. Сам подумай, неужели я, если бы мог, не предпринял бы ничего!
А Митька вспомнил, как несколько дней назад Николай Иванович отвечая Наталье Тимофеевне, говорил: «И колдовство в нашем княжестве не поощряется!»
– Тогда деньги вперёд! Два-то рубля, – быстро выпалил торговец стеклом.
– Нет, Данила Романович. Ты мне – зеркало, я тебе – деньги, в тот же миг.
На том и договорились.
Обратно шли по льду реки, это позволяло срезать речную излучину, и путь становился короче. Митька оглядывался на кремль, на башни и ворота, на стрелецкие дозоры. Деревянные стены и башни кремля нависал над крутым берегом.
Читать дальше