Дарья Доцук - Поход к двум водопадам

– Давай со мной! – выступил вперед крошечный, похожий на суслика, но слепо преданный Троше Стёпкин. Наверное, считал, что они были друзьями.

Троша снисходительно ухмыльнулся:

– Ну давай! Что ставишь?

– Ну… презентацию по истории, – с надеждой предложил Стёпкин.

– Мелковато. Скачать я и сам могу.

Стёпкин порылся в карманах, вытащил полпачки жвачки.

– Хорошо, что не «чупа-чупс», – прокомментировал Троша.

Мальчишки зашлись от хохота. Бедный Стёпкин тоже весело рассмеялся своему невеликому богатству.

– Эх, несерьезные вы люди! – посетовал Троша, но, за неимением лучшего предложения, согласился на презентацию и жвачку.

Жестом он подозвал Стёпкина к парте, и они схватились: мускулистая, словно пришитая к телу мальчишки, взрослая рука Троши и бледная, тонкая, как соломинка, ручонка Стёпкина. Все решилось за пару секунд.

Парни поздравляли Трошу, который сжевал сразу всю выигранную жвачку, а Стёпкин отчего-то счастливо улыбался, хотя его макушка покрылась стыдливым румянцем и предательски просвечивала сквозь белесые волосы.

– Доброе утро, – мрачно оповестила класс Эмма Николаевна и встряхнула мокрый от снега зонтик.

Только на ее уроках вместо приветствия было принято вставать и молча провожать ее взглядом до учительского стола.

Сухопарая, в темно-коричневом костюме, она скривилась при виде Троши.

– Здравствуйте, Эмма Николаевна! Как ваши дела? Замерзли, да? – заботливо поинтересовался Троша, нарушая традицию.

– Садись, Копанов. Начинаем тестирование.

– А я готовился, представляете? Всю ночь учил!

Столь явную ложь Эмма Николаевна проигнорировала и велела Вере Водопьяновой раздавать тестовые задания.

Троша плюхнулся за парту позади меня и противно погладил по лопатке. Я дернула плечом.

– Вер, поможешь?

– Ты же готовился.

Он самодовольно хихикнул.

– Ну, поможешь, да? Эй! – В голосе появилась угроза. – Чо ты, перенапряжешься, что ли?

– Только если одинаковый вариант попадется.

Такая отговорка на Трошу не подействовала. Вероятность была катастрофически мала: у Эммы Николаевны все просчитано.

– Ну мне же всего на тро-о-ойку на-а-до! – протянул он так, словно я отказывала ему в глотке воды.

Я молчала. Он потыкал меня пальцем. И еще раз, больнее.

– Ну Вер, ты чо, как эта?!

– Ладно, если успею, – бросила я, лишь бы не трогал.

На тройку нужна всего половина заданий – не такая уж огромная цена за несколько дней спокойствия.

– Спасибо! Ты самая умная и красивая в этом дебильном классе. Серьезно тебе говорю, не веришь?

Зяблик издевательски усмехнулась. В математике она разбиралась лучше меня, лучше всех в классе, но к ней Троша не обращался, потому что на прошлой неделе она не дала ему списать химию.

– Чо ты лыбишься, дебилка? Заткнись и смотри в тетрадку!

– Копанов!

– Извините, Эмма Николаевна, просто тут Зяблик на Одинцову чо-то наезжает. Вообще непонятно!

– Что?! – возмутилась Зяблик.

– «Штё-о-о»?! – передразнил Троша.

Не было нужды смотреть на него, чтобы представить, как противно вытягивается и кривится его лицо, – это выражение мы видели тысячу раз.

Обернулась Русакова. Она могла бы сделать Троше втык: в классе они были на равных, но предпочитала с Трошей не ссориться. Они перешучивались и воспринимали друг друга, как вожди соседствующих племен. Но сейчас Русакова должна была заступиться за Зяблика, чтобы обеспечить себе и Щукиной правильные ответы к тесту.

– Трошик, ш-ш-ш… – ласково попросила Русакова и кокетливо улыбнулась.

– Но если она…

– Тишина! – Эмма Николаевна оглушительно припечатала ладонь к столу. Удар был такой силы, что я вздрогнула, а она так и сидела с каменным выражением лица. Неужели ей не больно? – Если я не ошибаюсь, мы сюда приходим, чтобы заниматься математикой. Так что, будьте любезны, все свои личные дела оставляйте за дверью: мне они абсолютно неинтересны.

Автобус, поплутав среди метели, наконец нашел остановку и распахнул двери. Пассажиры обреченно двинулись в молочно-серую мглу. Мне навстречу по улице Марины Цветаевой бежала, хохоча, колючая вьюга.

Бабушка встретила меня традиционно:

– Сразу тапочки надевай! Такой холод!

«Такой холод» был в доме всегда, и зимой и летом. Строго-настрого воспрещалось ходить без тапочек и открывать больше одного окна одновременно: бабушка ужасно боялась сквозняков. В детстве сквозняки представлялись мне невидимыми вредителями, которые прокрадывались в дом с одним-единственным желанием – кого-нибудь простудить. Кроме того, считалось, что они могут повредить «Элегию», наше старое пианино.