Павел Шаров: Пашка с Макаронки. Мальчишки военных лет

А еще Пашка на всю жизнь запомнил, как тонул. Шел, шел по песчаному берегу и… бульк! Руками-ногами молотит, а перед глазами как будто водяной водоворот. Купались большой толпой родственников. Вдруг раздается удивленный крик тети Тони:

– А Пашка-то где?

Дядя Леня, а ему тогда было уже восемнадцать лет, нырнул, нашел Пашку, схватил его за ногу и вытащил на берег. Матери решено было ничего не говорить. Но она как-то узнала о происшествии и напрочь запретила Пашке купаться.

А вскоре отличился младший братик Юрка, которому к тому времени было уже около двух с половиной лет. Он вдруг пропал. Поиски ничего не давали. А через три часа этот гражданин, только что научившийся ходить на двух ногах, вдруг появился из за угла улицы, сосредоточенно топая по направлению к дому. Оказывается, он прошелся по близлежащей улице и на автопилоте нашел свой дом. Район, по которому он бродил, состоял из одних деревянных одноэтажных построек, транспорта, кроме гужевого, там не знали, поэтому никто и не обращал внимания на серьезного озадаченного гражданина «в возрасте». Все считали, что соседский ползает.

Но самое яркое впечатление оставило у Пашки воспоминание о том, как он лазал по заборам, представляя себя лихим казаком, летящим на коне с шашкой наголо.

– Ура-а-а, – кричал он бабушке.

– Перестань орать, – возмущалась бабушка, вооруженная грязной половой тряпкой.

Проползая по забору над огромной кучей жидкого коровьего навоза, Пашка, уцепившись за металлическую скобу, вдруг обнаружил, что летит с забора вместе с этой скобой прямо в центр кучи. Отмывали долго. Но запах оставался еще дольше.

Прошел год, и сфера познания районов города расширилась. Теперь сверстники Пашки без сопровождения старших бегали от своих домов на Седьмой новой линии, состоящей из деревянных лачуг, до центра города с его трехэтажными каменными домами и еще дальше – до улиц, расположенных рядом с берегом Оки. Память на всю жизнь запечатлела жуткую картину: к маленькому окошечку в огромной каменной стене лезла, расталкивая друг друга, толпа раскрасневшихся мужиков для того, чтобы добраться до этого окошечка, сунуть туда деньги и получить пару селедок. И это рядом с полноводной рекой. На глазах у малолеток дело кончилось дракой, в которой два здоровых мужика в кровь расквасили лицо молодому парню.

«Так ему и надо, – говорили очевидцы, – не будет по карманам лазить».

А в магазине рядом на витрине лежали завитушки пирожных и большие конусообразные головки сахара. В этих магазинах, догадывался Пашка, на сладости можно было только смотреть.

Совсем рядом с Седьмой новой линией располагался большой парк, который обрывался крутым откосом правого берега Оки. Там было интересно смотреть на спортивные соревнования взрослых дядь. Пашку особенно заинтересовало, как один из них разбегается, прыгает, летит над площадкой из песка и при этом в воздухе выделывает ногами выкрутасы, как будто продолжает бежать.

А вечером Пашка вместе со своим товарищем Славкой бродили около освещенного двухэтажного деревянного здания школы. Школа располагалась посредине парка и работала в две смены. Пашка чувствовал какое-то благоговение перед этим храмом знаний и, конечно же, не решался войти в него, потому что, как говорила мама, ему туда пока рано. Наконец из школы вырывалась гурьбой шумящая толпа старших товарищей, и Пашка, возвращаясь с ними домой, пытался по их отрывочным высказываниям понять, что же происходило сегодня в школе.

Потом Пашка с замиранием сердца слушал скрипящий голос из круглого черного репродуктора, рассказывающий чудесные приключения о подводном путешествии группы мореплавателей с участием такого же, как он Пашка, мальчишки. Огромные акулы, живые морские звезды, гигантские осьминоги, ползающие в океанских глубинах светящиеся существа, поражали Пашку и продолжали жить в его воображении, в том числе и во сне.

А потом Моховые горы. Там отец стал начальником котельного цеха на стеклозаводе. Когда приехавшая к отцу семья в составе матери, Пашки, братика Юрки и только что родившейся Женечки открыла комнату, где им предстояло жить, они увидели на столе несколько пирожных. Отец, уходя на работу, оставил эти сладости, чтобы доставить им сладкую радость. Пирожное Пашка ел тогда впервые. Но дальнейшая жизнь оказалась не совсем сладкой. Есть было нечего. Пашке шел восьмой год, и он помогал матери в поездках в Горький за продуктами.

А в это время трехлетний Юрка с малюсенькой Женей лакомились дома конфетами. Чтобы этих конфет было побольше, мама делила их на две, на четыре дольки. Хлеба не было. Ничего не было. Что-то должно было случиться. И оно случилось. От дизентерии умерла Женечка. На похоронах Пашка нес крышку гроба и еле сдерживал слезы. Шел 1939 год.