Павел Шаров: Пашка с Макаронки. Мальчишки военных лет

«Понятно, – подумал он, – морковь – это вещественное доказательство».

Мелькнула игривая мысль: «А что если сожрать ее всю, вот и нет доказательств».

«Много, – решил Пашка, – не съем. А потом, она вся в грязи: дизентерию подхватишь».

Время тянулось медленно, но минуты и часы не ощущались. Как будто их не было. Пашка не знал, сколько просидел на куче моркови. На цементном полу сидеть было нельзя: простудишься. Без часов ощущение времени пропало. И Пашка стал заполнять его воспоминаниями.

Вот он – пятилетний мальчуган. Взрослые говорили, что он родился в 1932 году. Что это означает, он тогда не понимал, так как до тысячи еще считать не умел. Живут они с мамой и папой в Муроме, в маленькой полуподвальной комнатушке. Дом большой, двухэтажный. Наверху живет хозяин дома, дедушка Григорий. Внизу – несколько семей родственников, которые берут Пашку на руки и поднимают высоко-высоко, чтобы он сорвал яблочко. Яблоки растут в большом саду рядом с домом. Он еще пока по деревьям лазать не научился, но по забору – вполне сносно. Дедушка – машинист на паровозе, а еще он очень хорошо делает сапоги, и поэтому к нему часто приходили важные гости в черных кожаных тужурках, которым дедушка делал эти сапоги. Часто, когда к нему приходили гости, из кухни с первого этажа им носили жареное мясо. Что такое жареное мясо, Пашка не знал, но чувствовал, что это вкусно.

Потом Пашка заболел. Когда он уже стал большим и пошел в школу, мать рассказала, что он болел то ли скарлатиной, то ли дифтеритом, то ли и тем и другим одновременно. Свободных мест в больнице не было, и отец не уходил из нее, держа Пашку на руках, пока главный врач не сдался и не принял ребенка в эту больницу. Пашка пролежал там без памяти одиннадцать дней. А когда очнулся, первое, что он увидел, было существо с тонкой-претонкой шеей и огромными удивленными глазами. Это существо сидело в такой же койке, как и Пашка. Они глядели друг на друга и удивленно хлопали глазами. Каждый из них думал: «Это как же можно быть таким тощим?» А еще он тогда запомнил на всю жизнь острый запах рисового супа. Когда Пашку взяли домой, ему еще долго мерещилось что-то страшное. То волки на улице, то в окно вдруг заглянет красно-коричневая рожа страшной обезьяны. Однажды Пашка нарисовал человечка: большой кружочек, а над ним поменьше, точка, точка – глаза, черточка – рот, палка, палка – руки, палка, палка – ноги. Нарисовал, и вдруг этот человечек начал двигаться. Пашка закричал и забился в истерике. Шло время, страхи постепенно уходили и вскоре совсем пропали. Пропал и дедушка. Куда – никто не говорил. Тетя Груша говорила, что его подвели знакомства. Делал, делал сапоги всяким усатым дядям в галифе и кожаных куртках, вот его и забрали. Больше Пашка дедушку Григория не видел.

Шел 1937 год, и семья Пашки переехала. Стали жить в городе Павлово-на-Оке в доме, где родилась Пашкина мама Евстолия Ивановна. Жизнь в Павлове тоже оставила в памяти много впечатлений.

Во-первых, пятилетний Пашка впервые попал в настоящий коллектив. Каждое утро папка отвозил его на саночках в детский садик, где у каждого ребенка был свой шкафчик-пенал для одежды. А чтобы дети не путали пеналы, у каждого на дверке шкафчика свой рисунок. У кого – самолет, у кого – кораблик, у кого – курица. Отец нарисовал на дверке Пашкиного шкафчика красивого гуся, которым Пашка очень гордился.

Гордостью всего садика был построенный во дворе из снега большой корабль с трубой и красным флагом. Над созданием этого монумента трудилась под руководством воспитателей вся ребятня, включая самых маленьких.

В помещении садика было много игрушек, и, тем не менее, то в том, то в другом углу часто разгорались страсти в борьбе за обладание наиболее интересной. Борьба, как правило, заканчивалась ревом побежденного. В борьбе за обладание дефицитом Пашка получил однажды этим дефицитом по голове от старшего товарища. Поскольку сопротивление было бесполезно и единственно, что оставалось Пашке в этой ситуации, так это зареветь, то он и заревел. Он еще не успел вывести ту трель, на которую был способен, как почувствовал мягкое, доброе поглаживание по головке. Пашка обернулся, увидел голубоглазую сверстницу и перестал реветь. Вместо этого он подарил девочке разноцветный мячик и, как настоящий джентльмен, стал защищать ее в сложных перипетиях детских взаимоотношений. А когда вырос достаточно, что отец разрешил ему самостоятельно возвращаться домой из садика, он ежедневно провожал свою подружку, пристраиваясь к саночкам, на которых ее увозили родители. Провожал до моста через овраг, за которым, как ему казалось, начиналась какая-то совсем другая, незнакомая страна.